– А мы здесь торчим, мёртвые и одинокие, – задумчиво подхватил Кротов. – И никто за нами не приходит, и никаких Божественных Слов не провозглашает. Я как-то по-другому себе это дело представлял.
– Я, честно говоря, тоже.
Кротов заёрзал на месте:
– Фил… – неуверенно обратился ко второму пилоту. – Ты… меня… конечно, ненавидишь.
Лобков приподнял брови:
– За что, Олег Витальевич?
– Сам знаешь за что…
– Знаю, Олег Витальевич. Потому и не виню вас ни в чём. То, что произошло, уже произошло, не будем прошлое ворошить.
– Как? Ты серьёзно?!
– Конечно.
– Что-то подобное мне и Ева сказала.
– Ах, Ева! – мечтательно пропел Лобков. – После Смерти она стала ещё прекрасней! Я обязательно отыщу её, когда до Небес доберусь! Это ли не цель, Олег Виталич?
«Укротитель» с восхищением посмотрел на товарища. Этот парень далеко пойдёт.
– Осталось, Фил, только понять, как на Небеса попасть. На бабушек, похоже, рассчитывать нам не приходится.
– Кстати, ещё немного о бабушках! – рассмеялся Филипп. – Тут, пока вы отсутствовали, смешная история была! Присели мы с Лидой и Евой в крестики-нолики сыграть, времени всё равно навалом, и вдруг слышу женский вопль: «Ванечка! Стой! Куда?! Назад, окаянный!» Смотрю вон в ту сторону, а там какая-то бабулька своего деда за ногу тащит и орёт что есть мочи: «Не пущу! Не пущу! Вернись, изменник!» А дед от неё будто отбрыкивается и в другую сторону тянется. Короче, как она его ни тянула, всё равно исчез дед. Ух, она и материлась, эта бабка! Как профессиональная тюремщица! Потом вон там под деревом села и долго сидела, бубнила что-то себе под нос, пока сама не исчезла.
Кротов поднялся на ноги, сделал несколько приседаний, размялся:
– Ну дела. Значит, всего восемь человек осталось, говоришь? Пойдём тогда познакомимся с нашей новой компанией.
…После долгих пристроек, уговоров, просьб, возмущений, истерик и уходов в никуда, но всё же возвращений, удалось сговориться: все оставшиеся пассажиры рейса 2127 собрались в центре каменной поляны, сели в круг и долго друг друга молча разглядывали, пытаясь понять, что же объединило их здесь, незнакомых при Жизни людей, за границей этой самой Жизни. Решили, что каждый присутствующий должен представиться и немного рассказать о себе: возможно, таким образом получится отыскать хоть какую-нибудь связь.
Председателем импровизированного собрания была избрана единственная кандидатура, поднявшая руку в тот момент, когда ставился вопрос о необходимости Председателя – Любовь Константиновна Больцер, знакомая нам шестидесятилетняя Служительница Правосудия. Она и представилась первой, коротко рассказала о своих прижизненных карьерных успехах, поведала о покойном муже-реаниматологе и передала слово дальше – сидевшему от неё по левую руку писателю Успехову.
– Кхм, здравствуйте всем. Меня зовут Роман Евгеньевич, мне пятьдесят пять лет, я – писатель детских книг.
Вы наверняка меня читали.
Из присутствующих лишь артист Сомов что-то слышал об успехах Романа Евгеньевича, остальные деликатно промолчали.
– Я был женат… временно… давно… а это вообще надо рассказывать? – спросил он у Председателя.
– Рассказывайте, что хотите.
– Тогда я ничего не хочу рассказывать, я закончил, – сел на место, сложил руки на груди и замолчал.
«Какой неприятный угрюмый тип», – подумали присутствующие, но вслух никто ничего не озвучил.
– Прошу дальше.
– А я это… я Валера Гусь. Ну, то есть у меня фамилия такая – Гусин. Валера Гусин. Мне тридцать лет, и я… индивидуальный предприниматель. Торгуем там… разное.
– Интересно, чем это вы там торгуете? – с подозрением посмотрела на Гуся Любовь Константиновна. – Что-то запрещённое?
– Не понял, – Валера дёрнул губой. – Это что сейчас такое?.. Допрос, что ли?..
– Нет, это не он.
– А почему у меня складывается такое впечатление, будто вы меня, женщина, собираетесь судить, а? На каком это, мать вашу, основании?
Любовь Константиновна выдержала многозначительную паузу:
– Я никогда никого не сужу. Лишь осуждаю.
– Ха! – всплеснул руками Гусь. – Какое крутое оправдание собственным гадким поступкам!
Она возмутилась:
– Попрошу не навязывать присутствующим своего личного мнения!
– И вас я тоже попрошу никому ничего не навязывать! Ишь ты, мать! Мне ещё и после Смерти перед вами, судьями, оправдываться! Хрен! Я своё отсидел, понятно?
Больцер не позволила себе даже щекой пошевелить:
– То есть вы не хотите нам рассказать, чем торговали на своём индивидуальном предприятии?
Валера сплюнул на землю:
– Рыболовными снастями я торговал, понятно? И кормом для домашних животных. Этого для суда достаточно?
Было достаточно.
– Ух, наглая тётка, – толкнул Валера в бок артиста Сомова.
Тот не обратил внимания, так как был занят застёгиванием верхней пуговицы на рубашке – следующим говорить предстояло ему.