Небеса нашей нежности

– Он тебя использует, Бель, – говорил ей Августо. – Он очень много зарабатывает на твоей пластинке, и тот дурацкий фильм еще показывают в кинотеатрах только потому, что ты там играла. И что он тебе платит? Гроши.

– Это так. Но он же вкладывает в меня свои деньги. И идет на риск. Пластинка могла бы провалиться в продаже, верно? Кроме того, он мне необходим. У него есть связи, он знает нужных людей. Я не могу от него отказаться. Если он перестанет мной заниматься, я останусь ни с чем. Он лучшее, что у меня есть, Августо.

– Может, и так. Но я считаю, что тебе нужен агент. Он сможет выбивать для тебя хорошие контракты и не станет водить тебя за нос.

– Ты хочешь сказать, что Перейра водит меня за нос? Но это же чушь! До сих пор он делал только то, что я ему говорила.

– Сколько будет тридцать процентов от восьми тысяч?

– Это еще что за вопрос?

– Вот видишь. Ты же считать не умеешь. Как ты поймешь, обманывает он тебя или нет?

– Знаю, и все тут. Он бы не осмелился.

– Бель, не будь такой наивной! Ты думаешь, что все мужчины тебя любят и желают тебе добра. Но Перейре нужны только деньги, и все. Он любит тебя – как богач любит свои сбережения. Но он не видит в тебе человека. Ему на тебя наплевать.

– Это ты из зависти говоришь.

Августо возвел глаза к потолку. Зависть была ему совершенно чужда. С другой стороны, в нем жило сильное чувство справедливости. Он не мог молча наблюдать за тем, как Перейра обирает Бель.

– У меня просто в голове не укладывается, как ты можешь быть такой амбициозной, волевой, решительной, но в то же время такой легковерной, когда речь заходит о деньгах.

– А ты, значит, в этом разбираешься? Августо, ты же мальчик на побегушках. Ты хочешь сказать, что на самом деле ты математический гений? Ха!

– С каких это пор для тебя важны условности? То, что у меня нет красивого костюма, еще не означает, что я дурак.

– Но когда ты несешь такую чушь, в это вполне можно поверить.

– Бель, я считаю, что ты должна получать то, что тебе причитается, не больше и не меньше. И если Перейра как твой импресарио – или как там этих людей называют – будет получать тридцать процентов от твоей прибыли, то так тому и быть. И, допустим, уже после вычета его вложений и работы продюсера. Я говорю только о твоей доле прибыли. Я думаю, что тридцать процентов – это традиционная ставка для агента, хотя могу и ошибаться. Но Перейра, не моргнув глазом, оставляет себе девяносто процентов. И это нехорошо.

Бель презрительно взглянула на него, но Августо видел, что она сомневается. Считать она не умеет, это ясно. Наверное, она вообще не знает, что такое тридцать или девяносто процентов. «Пожалуй, стоит привести пример, чтобы она поняла».

– Смотри, на столе стоит пирог. Его разрезали на десять кусочков. Ты должна забрать семь, а Перейра – три. Но он просто забирает девять, потому что считает, что ты и так наешься.

– Не говори со мной, как со школьницей! – взвилась Бель. – Ну ладно, может, он берет себе больше, чем положено. Но кто сказал, что он не вкладывает эти деньги? И, продолжая предложенный тобой пример: может, ему нужно есть больше пирогов, чтобы потом иметь возможность работать.

– Да он обжора, вот и все. Он даже присвоил твою идею со шляпкой с фруктами. Ходит и всем рассказывает, что его посетило вдохновение, когда он увидел хорошенькую девчонку из штата Баия на рынке. Ее кофейного цвета кожа, экзотический наряд и аккуратно сложенная рядом кучка фруктов вызвали в нем желание поделиться с миром духом Бразилии.

– Ты где такое слышал?

– В газете писали.

– Ты умеешь читать? – не сдержалась Бель.

Увидев обиду на его лице, она поняла, что Августо читает не хуже ее.

– Прости, я не это имела в виду.

– Конечно, это.

– Но почему… почему ты притворяешься глупым? Если ты умеешь читать и считать, и вообще бог знает что можешь, почему же ты занимаешься работой, которую способен выполнять любой невежда?

– А ты что-то слышала о другой работе? Знаешь кого-нибудь, кто захочет нанять такого, как я? Да так, чтобы мне не приходилось чистить рыбу или таскать мешки? Можешь найти мне престижную или хотя бы интересную работу? Да, на киностудии я не делаю ничего особенного, но там хотя бы весело.

– Что значит «захочет нанять такого, как ты»? Что с тобой не так? – опешила Бель.

– Я же чернокожий, ты что, забыла?

– Ну и что? Я тоже.

– Ты женщина. С тобой все иначе. И ты очень красива, на этом даже мы, креолы, можем сколотить состояние. Но в молодом чернокожем парне с непримечательной внешностью люди видят тупого нищеброда, а то и воришку.

– Но это же чепуха какая-то! Я знаю темнокожих врачей, адвокатов, инженеров. Мой отец – а его кожа не белее твоей – очень успешный предприниматель.

– Это другое дело.

– Но почему? Мой дедушка вообще был рабом. Поэтому мой отец начинал с того же, что и ты. Если человек что-то умеет и готов добиваться желаемого, ему нужно поднапрячься, и тогда все у него получится. А вот нытьем делу не поможешь.

– И вовсе я не ною.

– Нет, ноешь. А ведь у тебя меньше поводов для жалоб, чем у меня.

– Это почему? Ты же скоро станешь звездой.