Небеса нашей нежности

– Дело в том, что… эм… – Бедная швея совсем смутилась. – Икры госпожи… они очень мускулистые… и плохо… если платье подчеркнет самое широкое место. Хотя вы, несомненно, правы. Сейчас в моде платья покороче. Но в нашем случае…

Ана Каролина растерянно осмотрела себя в зеркале. Ей казалось, что у нее красивые ноги.

– У тебя толстые икры, солнышко, вот что она пытается сказать, – язвительно произнесла донья Виктория.

– Вовсе они не толстые. Просто сейчас en vogue [xlvii] тоненькие лодыжки, а я в последнее время много играла в теннис.

– Я ни в коем случае не хотела критиковать вашу внешность, – виновато пробормотала швея. – Мне кажется, вы очень красивая. И ноги у вас красивые.

Гортензия покраснела – наверное, ей показалось неприличным делать клиентке комплименты по поводу ее ног.

«Бедняжка, – подумала донья Виктория. – Она одевает самых красивых и богатых невест в городе, а может быть, и во всей стране, а сама не замужем. Сможет ли она найти себе мужа в таком возрасте, да еще и с таким ужасным именем и не лучшей внешностью?»

– Значит, решено? Платье будет немного длиннее? – нетерпеливо переспросила донья Виктория.

– Да как хотите, – пожала плечами Ана Каролина. – Но, может, не опускать подол, а сделать кайму из кружева или бахромы?

– Какая чудесная идея, – скромно улыбнулась швея.

Еще пара уточнений – и невеста с матерью вышли из ателье. Сеньорита Гортензия, в молодости разбившая сердце не одному мужчине и пережившая двух мужей, потерла руки. Трюк с невзрачной скромницей всегда срабатывал: изменения кроя повысят цену, а клиентки станут говорить о ней как о «понимающей, тонко чувствующей особе» и порекомендуют ее другим дамам из высшего общества. Ха!

По дороге домой донья Виктория разрешила дочери сесть за руль. Собственно, Ана Каролина всегда вела машину, когда они с матерью ездили вместе. Донья Виктория плохо видела и была не очень опытным водителем – она немного побаивалась моторов и прочей техники. И все же перед каждой поездкой она говорила: «Дорогая, не хочешь сегодня сесть за руль? Я как-то не в настроении». И Ана Каролина, при других обстоятельствах не упускавшая возможности сострить, вежливо отвечала: «Ну конечно, mae. Если тебе так хочется».

На самом деле она ликовала. Ана Каролина обожала водить автомобиль. Конечно, гонки по пустому шоссе со множеством поворотов нравились ей больше, но и поездка по городу, требовавшая изощренных маневров, тоже ее радовала.

Когда какой-то автомобилист, не обращая внимания на другие машины, выехал на встречную полосу, Ана Каролина вжала тормоз в пол и оперлась ладонью на клаксон.

– Смотри, куда едешь, идиот! У тебя что, зеркала заднего вида нет?! И поворотник тебе зачем?! Что, права в лотерею выиграл?!

Мать потрясенно уставилась на нее.

– Я, безусловно, уважаю твою любовь к поездкам – но неужели обязательно нужно браниться, точно заправский кучер?

– Вовсе я не бранилась. Так, покричала немного. В городе слишком много водителей, не разбирающихся в правилах. Нужно давать права лишь тем, кто не только умеет водить машину, но и обладает хотя бы каплей разума.

– И ты, конечно, при таких условиях права бы получила.

– Конечно. А что, ты сомневаешься?

– Иногда.

– Ну что опять приключилось, mae? Что я, по-твоему, натворила на этот раз?

– Ах, дорогая, давай потом поговорим об этом. Я была бы тебе очень благодарна, если бы ты сосредоточилась на дороге.

На это Ана Каролина ничего не ответила. Она уже привыкла к таким перепалкам, и ей казалось бессмысленным указывать матери на очевидное противоречие в ее словах. В конце концов, кто ее отвлекает?

Но когда мать замолчала, Ана Каролина отвлеклась еще больше.

В последнее время донья Виктория часто позволяла себе подобные многозначительные намеки – и впоследствии выяснялось, что все это чепуха. Может быть, дело в ее возрасте? И мать просто стареет? Но нет, для старческого слабоумия она еще слишком молода, не так ли? Ведь подобные болезни не начинаются в шестьдесят лет, верно?

Итак, Ана Каролина почти не обращала внимания на дорогу. Она все думала о том, что якобы натворила – по крайней мере, с точки зрения матери. Что же это могло быть? Единственной ее ошибкой было то, что она связалась с Антонио. Но с тех пор прошло уже три месяца. И все эти три месяца Ана Каролина думала о чудовищном предательстве Антонио. «Эти сволочи Карвальо»! Кто бы мог подумать, что Ана Каролина станет повторять слова матери. Впрочем, ее ненависть вскоре улеглась, уступив место презрению. Что ж, теперь Ана Каролина не испытывала никаких чувств к Антонио. Пусть у него будет жена, даже дети, ей все равно. Она больше никогда его не увидит, уж об этом-то она позаботится.

Пока что у нее все получалось. Ане Каролине было немного неловко объяснять Энрике, почему она вдруг стала избегать его друга: «Энрике, не обижайся, но этот мужчина так на меня смотрит… похотливо. Мне это неприятно».

«Он к тебе приставал? Скажи мне, Ана Каролина! Ты должна мне сказать, если он пытался за тобой ухаживать – как мужчина, а не как друг».