Небеса в смятении

Тридцать лет Дональд Трамп регулярно посещал барбер-шоп Paul Molé в Верхнем Ист-Сайде на Манхэттене. Адриан Вуд, владелец заведения, вспоминает, что Трамп всегда очень точно указывал парикмахерам, где стричь его гриву, и никогда не позволял им обнажать его лысину: «Он ничего не доверяет другим. Он диктует, как именно стричь каждый волосок на своей голове: “Вот здесь, вон там. Всё, хватит”. И вы просто делаете, как он говорит»⁶⁴. Сейчас, в ноябре 2020 года, когда Трамп уже не в первый раз говорит о возможности помиловать самого себя перед уходом с поста на фоне расследований нарушений, связанных с его бизнесом и финансами⁶⁵, дебаты на эту тему возвращают нас к обсуждаемым тысячелетиями парадоксам самореференции, например, к (ложно приписываемому Бертрану Расселу) парадоксу о брадобрее, который бреет только тех, кто не бреется сам. Бреется ли этот брадобрей самостоятельно? Если да, то он явно нарушает правило брить только тех, кто не бреется сам. Если он этого не делает, он попадает в категорию тех, кто не бреется сам, поэтому он может побрить себя…

Давайте применим этот парадокс к Трампу – может ли он помиловать себя? Здравый смысл подсказывает нам, что президент (или любая другая высшая власть, например монарх), имеющий право миловать лиц, обвиняемых и осужденных судом, может помиловать только тех, кто не может помиловать себя (если бы все осужденные имели возможность помиловать себя, то подавляющее большинство из них сделали бы это). Если он может помиловать себя, значит, он нуждается в помиловании, а следовательно, он обычный человек, нарушивший закон и, как таковой, не может помиловать себя… Но в случае Трампа решение этих парадоксов относительно простое: Трамп, самопровозглашенный защитник закона и порядка, считает себя стоящим выше закона. Смысл его заявления о возможности помиловать себя заключается в том, что в конечном счете он не нуждается в помиловании, поскольку не ограничен законом.

Однако здесь есть и другая проблема: привилегия миловать обычно закрепляется за монархами или президентами, которые не обладают исполнительной властью, то есть функция которых, как принято говорить, символическая и церемониальная. (Гегель ясно видел необходимость разрыва, отделяющего монарха от исполнительной власти.) «Тоталитарный» соблазн возникает, когда эти два уровня сливаются друг с другом, то есть когда номинальный глава государства также обладает исполнительной властью. Это происходит не только при фашистском и сталинском «тоталитаризме» (хотя в Италии Муссолини не играл обеих ролей – Италия оставалась монархией), но и вписано в саму Конституцию США. Соединенные Штаты Америки уникальны тем, что президент не лишен исполнительной власти, эти две функции объединены (именно поэтому президенты США могут править с помощью указов, в значительной степени игнорируя Конгресс и Сенат). Откуда же берется эта прерогатива? Эрик Нельсон в своей книге «Революция роялистов»⁶⁶ убедительно демонстрирует, что именно восхищение королевской прерогативой власти и вера в достоинства сильного руководителя, основанные на прецедентах XVII века, способствовали восстанию против Британии и обусловили конституцию новой американской республики. Американская революция произошла из роялистской, а не парламентской традиции: во-первых, отцы-основатели надеялись, что британский монарх защитит их от тирании британского парламента, повышавшего налоги на американские колонии; когда этого не произошло, они включили этот образ монарха с исполнительными полномочиями в свою конституцию.