Небеса всё знают

– Но… как же так? – Мужчина обескуражено падает в кресло, доставая бумаги и поворачивая ко мне. – Вот, этот человек представился вами. У него были документы с вашим именем, доверенность от лица четы Олбейн, на право решать вопросы о несовершеннолетнем ребёнке. Смотрите.

Оставляя кровавые отпечатки, поднимаю бумаги, где содержатся ксерокопии документов мужчины с моим именем, с моими данными, но лицо его… лицо кажется очень знакомым. Мит. Да-да, это он. Его фотография на поддельных правах.

– Господи, у нас такого ещё не было. Мы… это халатность со стороны нашей больницы, и мы найдём этого человека, засудим его. Конечно…

В руке сжимаю лист и поднимаю голову.

– Мне плевать на это всё. Где Джесс? Что с ней на самом деле? Её тошнило кровью. Она рвала кровью и лежала на полу в ней. Она… где моя Джесс? – Голос ломается, пока грудь сильнее сдавливает.

– У Джасмин рак толстой кишки, как я и сказал. Мне очень жаль, но она в коме. Она пришла к нам полтора года назад со своим дядей. Рассказала о болях и рвоте, мы провели обследование за наличные, потому что страховка не включает в себя онкологию. Мы обнаружили конец третей и начало четвёртой стадии. Метастазы поразили кишечник, перешли на желудок и лёгкие. Мы предлагали сделать операцию, но от неё этот человек отказался, как и сама Джасмин. От химиотерапии тоже. При официальном отказе опекуна, мы не имеем права настаивать на лечении, хотя оно бы уже не помогло. Это смертельный случай. Но при этом меня уверили, что мужчина заберёт её в Нью-Йорк, где она сможет получить необходимое лечение. А сегодня она оказалась здесь. У неё отказали почки, лёгкие, все внутренние органы, в том числе и мозговая активность близится к нулю. Она сама не может дышать, сердце постоянно заряжают и сейчас она подключена к аппарату жизнеобеспеченья, – он замолкает.

Наступает гробовая тишина, в которой мой мир окончательно трещит по швам. Издаю смешок от этого рассказа. Отшатываюсь, словно меня в грудь постоянно толкают раскалёнными щипцами, чтобы пробраться к сердцу. Мотаю головой, хрипло смеясь, и не верю.

– Это шутка, да? Не смешно. Скажите, что она сейчас войдёт и скажет, что это розыгрыш? – Бросаю взгляд на Эйми, закрывающую рот, дабы не дать громким рыданьям вырваться наружу.

– Я сожалею, мистер Миллард, но Джасмин умирает. Точнее, она уже умерла, и только аппарат держит её здесь.

– Нет… нет, какая глупость. Если у неё рак, то я спасу её. Я могу, – заверяю его и продолжаю улыбаться. Больно. Чертовски больно, и я должен найти вариант.

– Это же лечится, да? Я богат. Закажу сейчас самолёт, и мы перевезём в Нью-Йорк, там ей сделают операцию. Эйми, скажи ему, что у нас всё получится? Ведь рак излечим!

– Мистер Миллард, уже поздно. Ваши деньги ничем не помогут. Мне жаль, я уже нажал на кнопку, чтобы приехала полиция и разобралась с этим. Но мы ничего не можем сделать для Джасмин. Кровавая рвота свидетельствует об отказе лёгких, – качает головой этот гребаный хирург, так легко сообщая мне, что Джесс… боже, моя конфетка, умирает. Не просто уходит, не хлопает дверью, она умирает.

– Также по клиническому анализу мы увидели в её крови наркотик…

– Она не принимает их! Я сейчас вам врежу! Джесс не наркоманка! То она болеет, то теперь это? Вы издеваетесь?! Немедленно приведите её сюда! Где она?

– Мистер Миллард, я говорю о другом. Наркотическое средство, которое мы выписываем смертельно больным, чтобы притупить боль на поздних стадиях в рамках продления их жизни. В таких случаях они отправляются к родным, чтобы провести с ними время, но я не выписывал их Джасмин. Она достала их откуда-то нелегально. И в её крови превышена доза этого средства. Именно оно спровоцировало такой резкий и болезненный конец. При злоупотреблении больные не испытывают чувства боли и не могут контролировать того, что происходит в их теле. А при повышенной концентрации это грозит приближением смерти и летальным исходом. Именно по этой причине конец наступил сегодня, после яркого всплеска энергии.

Смех стихает. Меня трясёт от страха потерять то единственное, что у меня есть. Любовь. Мою любовь, заточенную в смертельную болезнь. Руки дрожат, как и губы, пока пытаюсь принять реальность. Но это сложно. Чертовски сложно, словно по голове огрели. Я оглушён, словно пьян.

– Нет, я не позволю её у меня забрать. Нет, я сказал, – выставляю трясущийся палец весь в крови и указываю на хирурга.

– Я понимаю ваше состояние, но Джасмин больше не помочь. Её следует отключить, чтобы дать ей свободу…

– Нет! Я сказал, нет! – Крича, отступаю от него к двери.

– Флинт, мне так жаль… нельзя с ней так… не мучай её, – с надрывом просит Эйми, и я перевожу на неё уничтожающий взгляд.

– Нет, вы не тронете её без моего ведома. Нет, я найду выход. Я решу это… она моя! Моя, чёрт возьми! Она моя! Тронете её без моего ведома, я всех вас уничтожу! – С криком вылетаю из кабинета.