Небесная голубизна ангельских одежд

По словам Пятакова, Ашберг обещал снять особняк в Париже, «по своему стилю подходящий под продаваемые товары», в котором для «возбуждения интереса среди соответствующих иностранных кругов» будут выставлены русские иконы. В этих целях глава Мосторга Ангарский должен был прислать две-три иконные коллекции в Париж и еще одну лично для Ашберга, очевидно в качестве благодарности за помощь[569]. Переговоры, видимо, начались еще зимой 1928 года. Ашберг должен был приехать для подписания договора в июле, но задержался до осени. О результатах поездки он писал шведскому искусствоведу Хельге Челлину (Helge Kjellin):

Вчера (21 октября 1928 года. – Е. О.) я вернулся домой из поездки в Россию… Они (русские. – Е. О.) хотят создать со мной совместную компанию мирового масштаба, но я пока не готов решиться на это[570].

О деталях проекта узнаем от Ангарского: Госторг хотел передать Ашбергу право представлять советские интересы в иконном бизнесе в Европе и Америке на условиях совместной реализации под контролем советских торгпредств. Ашберг должен был внести аванс. «Эту сумму, – писал Ангарский, – я скромно пока определил в 50 000 долларов». Все расходы по организации выставок стороны должны были нести поровну. Эти условия Ангарский считал минимальными[571]. При этом он сомневался в твердости намерений Ашберга, указывая на то, что банкир «ничего реального не предлагает», и был прав. Создать совместный консорциум с Ашбергом Госторгу не удалось[572]. А вот Ашберг при посредничестве Грабаря в тот свой осенний приезд 1928 года в Москву купил 52 иконы «очень высокого качества» XIV–XVII веков[573]. В 1933 году Ашберг подарил 250 икон Национальному музею в Стокгольме. Какие именно из них были куплены в октябре 1928 года и вывезены, несмотря на возражения комиссии экспертов, не ясно, но по возвращении из Москвы Ашберг говорил, что около 30 икон принадлежали «великому князю Павлу»[574]. По мнению Ю. А. Пятницкого, поскольку великий князь не собирал икон, речь, скорее всего, шла об иконах из коллекции его дочери, великой княгини Марии Павловны, которая начала собирать их в Пскове, когда работала медсестрой в госпитале во время Первой мировой войны. Часть своего имущества она хранила во дворце отца[575].

Альтернативу выставке-продаже икон в особняке Ашберга в Париже представляло предложение из Германии. В том же письме Ангарский сообщал:

Аналогичное предложение мы имеем из Берлина, где предполагается устроить выставку русских старинных икон без продажи, а затем уже, вызвав интерес к этому делу – организовать аукцион. Для того, чтобы вызвать интерес к иконам, мы готовы даже составить для выставки, но не для продажи, музейную коллекцию[576].

Этот план был воплощен в жизнь. Первая советская выставка русских икон на Западе не ограничилась Берлином, а совершила длительное мировое турне, став открытием древнерусского искусства для десятков тысяч людей.

Часть IV. Красные передвижники: Первая советская выставка русских икон на Западе

Глава 1. Планы и люди

Идея показать русские иконы на Западе появилась задолго до начала форсированной индустриализации, массового экспорта произведений искусства из СССР и создания «Антиквариата». Да и замысла искать за рубежом покупателей на иконы в то время не было. В 1913 году под впечатлением от успеха выставки древнерусского искусства, прошедшей в Москве, Павел Муратов мечтал, что «не успеет пройти три-четыре года», и Европа будет мечтать о подобной выставке, а «русская иконопись войдет почетной гостьей в западные музеи»[577]. Мировая война и революция в России отсрочили воплощение этой мечты. Но стоило хаосу поутихнуть, и о заграничной выставке древнерусского искусства заговорили вновь. По свидетельству Грабаря, в начале 1920-х годов немецкие художники-модернисты, археологи и историки искусства, которые бывали в Москве и знали о расчистке древнерусских икон, предложили показать их в Германии. Однако в то время, как пишет Грабарь, никто не хотел давать денег[578].

Во второй половине 1920-х годов появились зарубежные спонсоры. Франкфуртский St"adtelsches Institut выразил готовность дать средства для показа русских икон в своих стенах. В декабре 1926 года Грабарь вел переговоры, и не только в Германии, но и в Австрии, во Франции и в Англии[579]. В то время он осторожно говорил о составе и целях выставки: