Во времена холодной войны нельзя было предоставлять идеологическим врагам информацию, порочащую советское руководство, пусть даже оно было не действующим, а сталинским. Тема продаж произведений искусства из Советского Союза за рубеж была под запретом. Этим, вероятно, объясняется ответ администрации ГТГ на запрос Энн Одом[1147]
. Наследие холодной войны, к сожалению, не изжито и сейчас. Тот факт, что в те уже отдаленные годы холодной войны Третьяковская галерея отказалась признать эти иконы своими, даже в наши дни используется некоторыми историками как подтверждение того, что эти иконы – фальшивки. Настало время сказать, что это не соответствует действительности. Принадлежность этого чина из десяти икон Третьяковской галерее, как и их выдача в декабре 1934 года в «Антиквариат», подтверждаются учетной документацией галереи. К сожалению, Энн Одом уже никогда не узнает об этом. Она трагически погибла несколько лет назад. Я знала ее. Пусть небольшое архивное расследование судьбы десяти икон деисусного чина, рассказанное в этой главе, будет данью ее памяти, данью преданному своему делу музейному работнику и историку искусства. Энн Одом была первой из исследователей, кто высказал предположение о принадлежности этих икон общему чину и Третьяковской галерее, и она оказалась права.Львиная доля икон, выданных из Третьяковской галереи на продажу, поступила туда в 1930 году из Исторического музея (прил. 19 № 38–99). Как было рассказано ранее, массовый исход икон из Исторического музея произошел вслед за разгромом отдела религиозного быта Александра Анисимова и увольнением его сотрудников. Никто в музее не осмелился открыто выступить в защиту Анисимова и его отдела. Позднее сотрудники ГИМ Орешников и Бирзе пытались удержать лучшее, но это им не удалось. Представители Третьяковской галереи – согласно дневнику Орешникова, главным был Гамза – при поддержке Главнауки в 1930 году забрали 804 иконы[1148]
, благо было из чего выбрать.Прошло всего несколько лет, и именно из этого «гимовского наследства» более шестидесяти икон были отобраны сотрудниками Третьяковской галереи для передачи в «Антиквариат». Среди них оказались 11 икон из известного собрания Алексея Викуловича Морозова (прил. 20). За исключением иконы «Свв. Флор и Лавр» (прил. 20 № 1), о последующей судьбе которой ничего не известно, остальные достались двум главным покупателям «Антиквариата», Улофу Ашбергу и Джорджу Ханну. В настоящее время все морозовские иконы, попавшие к Ашбергу, находятся в Национальном музее в Стокгольме. Иконы собрания Морозова, которые купил Ханн, разлетелись по миру в 1980 году с аукциона Кристи. Судьбу некоторых из них удалось выяснить.
Принадлежность этих икон собранию Морозова подтверждается сохранившимися на обратной стороне икон этикетками Музея фарфора и учетной документацией Исторического музея, куда поступила основная часть иконного собрания Морозова после расформирования его коллекции. Кроме того, все морозовские иконы, проданные Ашбергу и Ханну, имеют аналоги, по названию и размеру, в списке икон, собственноручно составленном и подписанном в июне 1920 года самим Морозовым (прил. 21 № 16–21; прил. 24 № 3–6)[1149]
. Номера этих икон в списке Морозова соответствуют инвентарным номерам, присвоенным этим иконам в Музее фарфора и сохранившимся на обороте икон.В списке Морозова иконы, проданные Ашбергу и Ханну, в основном датированы XVI веком[1150]
. Третьяковская галерея выдала их в «Антиквариат» как произведения XV–XVI веков (прил. 19 № 38–48). На аукционе Кристи в 1980 году возраст икон был «состарен». Тетерятников не оставил без внимания морозовские иконы, хотя и скептически отнесся к их принадлежности этому собранию. По его мнению, все они были работами начала XX века. Некоторые из них он аттестовал как преднамеренные фальшивки, тогда как «Сошествие во ад», по его мнению, было оригинальной работой, выполненной под влиянием французского модернизма, а автора иконы «Огненное восхождение Пророка Илии» Тетерятников вообще назвал русским Рафаэлем начала XX века[1151].