Вместе с иконами и окладами в первую группу товара, отобранного сотрудниками Третьяковской галереи на экспорт в марте 1928 года, попали и гобелены. Проводивший экспертизу Д. Д. Иванов посчитал, что они «относятся к провинциальному французскому производству XVIII века». По его мнению, стоимость гобеленов была невысока[309]
.Бесстрастные строчки экспертных заключений директора Оружейной палаты Дмитрия Дмитриевича Иванова скрывают личную и профессиональную трагедию, которую в то время переживал этот человек и причиной которой стало разграбление российских музеев[310]
. Дневник старейшего сотрудника Исторического музея А. В. Орешникова свидетельствует о тяжелом психологическом состоянии Иванова и о его метаниях в попытках спасти художественные ценности:[1928 год] 11 сентября (29 августа). Заходила М. М. Постникова, смотрела икону Владимирской Божией Матери и некоторые другие; М. М. сказала, что Д. Д. Иванов стал неузнаваем: нервен, задумчив; это вчера заметил и я; он мне жаловался, что по ночам не спит, не раз повторял, что все разваливается и т. п.;
7 октября (24 сентября). Вечером пришел К. В. Крашенинников… между прочим, он рассказал о своем посещении Д. Д. Иванова, который поразил его своим растерянным видом и мрачным настроением духа.
[1929 год] 10 мая (27 апреля). …В Охотном ряду встретил Марину Михайловну Постникову, на мой вопрос о Дм. Дм. ответила, что он стал неузнаваем: раздражителен, сердит; вчера он читал в Цекубу доклад об окладе; на докладе был Н. Н. Померанцев, сказал, что характер имел антирелигиозный. Неужели Д. Д. свихнулся?![311]
Д. Д. Иванов был далеко не единственным музейным работником, кто в те годы жил с ощущением краха дела всей жизни и пытался ценой сотрудничества с властью и компромисса с собственной совестью спасти свой музей от разорения. Разграбление музеев, сообщения об арестах знакомых, друзей, коллег и публикации в газетах о показательных расстрелах привели к психическому расстройству, мании преследования, боязни за судьбу семьи[312]
. С началом репрессий в музеях Кремля, 1 декабря 1929 года Иванов был уволен с должности директора Оружейной палаты, но оставался научным сотрудником этого музея. 12 января 1930 года он покончил жизнь самоубийством[313].Готовая первая партия экспортного товара из Третьяковской галереи поступила на суд экспертов общемосковской комиссии по оценке предметов искусства и старины, которую Кристи сформировал тогда же, в марте 1928 года. Все члены этой комиссии были известными московскими специалистами. Председателем комиссии назначили Л. Н. Невского, в то время зам. директора Музея изящных искусств[314]
. Кроме него в начальный состав комиссии входили директор Оружейной палаты Д. Д. Иванов (именно в качестве члена этой комиссии он и оценивал оклады и гобелены); заведующий отделом религиозного быта Исторического музея А. И. Анисимов; искусствовед Ф. Ф. Вишневский[315]; искусствовед и библиофил М. И. Фабрикант[316]; специалист по истории древнерусского, византийского искусства и итальянского Возрождения В. Н. Лазарев[317]; а также А. М. Скворцов, зам. директора Третьяковской галереи и заведующий отделом живописи XVIII – первой половины XIX века[318]. В комиссии состоял и Н. В. Власов, искусствовед и работник Госторга, а впоследствии эксперт-оценщик и зам. директора антикварного магазина № 15 «Торгсин» и эксперт конторы «Антиквариат»[319]. Состав этой комиссии Кристи согласовал с Мосторгом.