Небесная канцелярия

Поцелуй ангела не походил ни на что, это глоток чистой родниковой воды, это луч света сквозь затянутое тучами небо, это… Я вздохнула, на миг перевела дух и снова окунулась в поцелуй, словно в омут, на дне которого сверкает чешуя древних рыб без названия, на дне которого залежи космической пыли с первого дня творения. Омут, глубокий, как бездна ада, как безымянные провалы меж звёздами, как глаза Аврелия, когда он слегка отстранился и посмотрел на меня.

Сердце бешено колотилось. Мимо нас проносились призраки машин, фары слепили даже через слои реальности, подстреленный месяц висел над дорогой, зацепившись одним рогом за небо. Пахло надвигающимся дождём.

– Тина, всё хорошо?

Нет. Нет, чёрт бы тебя побрал, ничего не хорошо, и хорошо уже не будет! Если бы я могла отмотать время на несколько минут назад, если бы могла что-то изменить… то ничего бы менять не стала. Сейчас мне хотя бы есть что вспомнить.

– Да.

Тишина. Тишина апрельских сумерек. Времени, когда возможно всё.

Для меня это было слишком. Я взглянула в глаза ангела ещё раз и сделала шаг назад, в темноту, сквозь отбойник на обочине дороги. Ощущала себя вывернутой наизнанку, словно за этот день меня раздробили на атомы и рассмотрели под микроскопом. Мне срочно требовалось собрать себя заново.

Сделав ещё шаг вслепую, я почувствовала, как легко, но ощутимо преодолела границу очередного мира. Я видела ангела, а он меня уже нет.

В этот мир ему не было хода.

Я шла, под ногами шелестела прошлогодняя трава, высокие стебли щекотали ладони. Летела в тумане воронья тень. Болото просыпалось от зимнего сна: туман и хмарь, да серые силуэты вокруг. Деревья – чёрными росчерками пера. Первая зелёная травка на кочках потеряла привычную яркость в звёздном свете.

Есть в мире те, кто древнее людей, древнее ангелов, древнее самой любви. Даже если всё исчезнет, земля останется.

Я чувствовала, что нужно найти опору. Все эти дни раздёргали меня, слишком много поднялось из глубин души и памяти. Слишком много боли, несбывшегося, забытого – и всё это, умноженное на не одну прожитую жизнь. Страшная усталость навалилась на меня, хотелось упасть, уснуть и проснуться через тысячу лет, свежей и обновлённой.

Этот мир – на границе городских огней и тёмного леса. Он не принадлежал ни ангелам, ни призракам, ни тем более людям. Он укрыл меня холодными туманами, пропитал запахом гари, запутал следами зверей – живущих, вымерших и будущих. Чьи-то громадные руки, морщинистые и шершавые, качали меня в этой хмарной ночной колыбели. Болото дышало, жило, ворочалось.

– Дедушка-дедушка, скажи, как мне быть?

У него глаза цвета болотной мглы и шумное дыхание, способное сдуть с лица земли город, но не потревожить бабочку.

«Иди, внученька, возьму на руки…»

Болото укутало меня мхом, напоило водой из подземных источников. Рёлки – островки редколесья – пригласили немного отдохнуть. Отсюда я не видела даже огней города. Легла в прошлогоднюю листву и грязь, и пусть просыпающиеся от зимнего сна пауки плетут сети из моих волос. Надо мной возвышалось небо, звёздный шатёр – избитое сравнение, но до тех пор, пока не увидишь воочию. В городе никогда не бывает такой россыпи серых бриллиантов, муки, просеянной проворной стряпухой в космосе. Я протянула руку в это небо, и оно начало падать мне навстречу. Или это я летела в перевёрнутую глубину?

– Дедушка-дедушка, что делать мне со своей любовью?

А имело ли это сейчас значение? Так ли это было важно, как мы привыкли думать? Здесь, на глубине неба, на дне болота, в земле и грязи, в шелесте паучьих лапок, всё виделось яснее ясного. Всё встало на свои места, как будто и не могло быть иначе. Я понимала, что когда встану, отряхну паутину и труху с ладоней, расчешу спутанные волосы, выйду снова в молодые, знакомые мне миры, ощущение «я всё знаю» исчезнет. Оно и сейчас-то существует где-то на окраине сознания, дыхание интуиции, не облекаемое в слова. Несколько шагов в мир людей – и всё. Останется только воспоминание-ощущение. Но и этого оказалось достаточно. И вот эта дикая уверенность придала мне сил. Я села. К глазам подступили слёзы: все невыплаканные за эти годы, столетия, чёрт знает, сколько их.

– Дедушка-дедушка, помоги, родной…