Она изучала Буффорда широко раскрытыми глазами и пыталась разглядеть в нем клоуна Хохо, на чьем выступлении ей однажды довелось присутствовать.
Такое выступление не забудешь!
Хохо и правда был знаменитостью. Притом довольно загадочной.
Он не отличался ни остроумием, ни артистизмом. Но у него был особый талант – некоторые утверждали, что сверхъестественный, сродни талантам сенситивов.
Хохо заставлял людей смеяться, даже если они этого не хотели. Стоило ему выйти на сцену, начать корчить рожи и отпускать плоские шутки, как зрителей охватывал безудержный хохот.
Они задыхались, утирали слезы, бились головой о спинки кресел. Но не могли остановиться, пока Хохо не уходил за кулисы.
Как злобный чародей, он гипнотизировал публику!
Элли вспомнила появление Хохо на сцене. Замазанный белилами и обсыпанный мукой, в рыжем парике, с накладным красным носом, Хохо подскакивал к артистам и начинал их пародировать. Приставал к ним с дурацкими шутками, косил глазами, высовывал язык и отвратительно кривлялся.
А публика покатывалась и визжала от смеха.
На Элли его магия не действовала. Она с недоумением смотрела на рыдающих от смеха соседей.
Выступление Хохо ей не понравилась. Пошлое, ни капельки не забавное. Но надо признать: он обладал особой аурой. Он повелевал публикой.
Когда Хохо раскланялся, подметая носом опилки, и кубарем укатился за кулисы, смех стих. Люди вытирали слезы платком и недоуменно переглядывались. Они не могли понять, почему их охватило это безумие.
Но Буффорд вне сценического образа вовсе не был смешным. Он был унылым и желчным типом. Видимо, он пускал свою магию в ход только по необходимости.
– Так вы гаер! Шут гороховый! – презрительно бросил Шнаппс. – Еще один мошенник. Ловко вы нас всех провели!
– Да, я шут. Я паяц! И что же? – патетически воскликнул Буффорд. – Каждый зарабатывает на хлеб, как умеет.
– Почему вы назвались укротителем и везете зверей? – прервал его капитан сердито. – У вас поддельные документы?
– Не буду я вам ничего говорить! – обиделся Буффорд, скрестил руки на груди и замолчал.
– Вы бежали из столицы? Вам грозит опасность? – мягко спросила Элли.
Буффорд покосился на Элли и неохотно ответил:
– Я бегу от самого себя. Документы у меня настоящие. Правда, не мои.
– Пожалуйста, расскажите. Вы можете нам помочь. От вас зависит спасение судна.
– Интересно, каким образом, – хмыкнул Буффорд но заговорил. – Я никчемный тип. Мой единственный талант – быть посмешищем. Я его ненавижу. Ненавижу свою работу и тупую публику. Увы, у меня есть пагубная страсть... – Буффорд издал противный, тонкий смешок – именно такой, какой издавал Хохо на сцене.
Госпожа Матильда вдруг громко хихикнула в кулак. Но тут же замолчала, когда Буффорд глянул на нее с яростью.
– В чем ваша беда, Буффорд? – с состраданием спросила Элли.
– Я игрок. Просаживаю в карты все жалованье. Повезло мне лишь однажды: за день до отлета «Горгоны». Я сел играть в «фараона» с укротителем и ободрал его до нитки. Удача неожиданно повернулась ко мне мордой! Укротитель проиграл мне все, даже свой билет на «Горгону». С горя напился так, что мычал и плакал. Уснул в клетке с медведем и утром отказался из нее выходить. И я решил: это мой шанс. Шанс начать жить с нуля, за океаном! Бежать от своей судьбы. Я поехал в аэровокзал. Предъявил перевозчику документы укротителя. И поднялся на борт. Сначала все ждал, что вот-вот придет радиограмма из цирка или из полиции, но все обошлось. Директор не захотел раздувать скандал. И вот я здесь! – Буффорд поднялся, развел руками и отвесил шутовской поклон.
Матрос Луц прыснул и тут же испуганно зажал себе рот рукой.
– Я не укротитель и не умею приказывать зверям. Я бесполезен. Как и всегда. Как и всю жизнь.
– Господин Буффорд, вас нам послало само Провидение! – воскликнула Элли. – Вы – наш ключ на свободу. Ваш талант спасет нас. Скорее! Нельзя терять ни секунды. Нам надо успеть до того, как дирижабль подойдет к Скаррену.
– Что вы придумали? – всполошился Буффорд.
– Насмешите охранников до беспамятства. Используйте свой талант! Пока они будут хохотать, мы их обезвредим.
Все замолчали и прислушались. Из-за двери доносились негромкие голоса – охрана была на месте.
– Ах вот что вам нужно! – Буффорд скривился. – Когда я взошел на борт «Горгоны», дал себе слово, что больше никто, ни единый человек не станет надо мной смеяться!
– Буффорд, делайте, что она вам говорит, – прервал его капитан. – Не время сейчас для ваших клятв. Слышали, какую участь готовят вам пираты?
– Ладно, – сдался Буффорд. – Зовите их сюда. Да начнется шоу!
Капитан подошел к двери, громыхнул по ней кулаком, а потом позвал командирским голосом:
– Эй, вы! Хочу сообщить что-то важное.
Замок щелкнул, дверь скользнула в сторону, в кают-компанию ступил здоровяк с изумительно низким лбом, за ним второй – тощий, юркий, с шишковатым бритым черепом.
На поясе у первого висела электрическая дубинка. А у второго под пиджаком вырисовывались очертания кобуры.
– Чего тебе, кэп? – лениво спросил лысый.
– Одному из пассажиров плохо. Его нужно отвести в медотсек.