Небесное пламя. Персидский мальчик. Погребальные игры (сборник)

Александр решил, что наутро принесет жертву Гераклу. Тем не менее он чувствовал сильнейшее желание немедленно кого-нибудь осчастливить. И ему не надо было далеко ходить.

– Я предупреждал отца не тянуть с трибаллами, – сказал Александр.

Вдвоем с Антипатром они сидели за огромным столом в рабочей комнате царя Архелая, над письмом, полным дурных новостей.

– Рану Филиппа считают опасной? – спросил Антипатр.

– Он не смог подписать послание; только печать и свидетельство Пармениона. Я сомневаюсь, что он додиктовал письмо до конца. Последняя часть сильно напоминает слог Пармениона.

– У Филиппа крепкое тело, твой отец живуч. Это черта вашего рода.

– Чем занимались царские прорицатели? С тех пор как я уехал, все пошло наперекосяк. Может, послать в Дельфы или Додону[56], на случай если какого-нибудь бога требуется умилостивить?

– И тогда по Греции пожаром пройдет новость, что удача отвернулась от Филиппа. Царь не поблагодарит нас за это.

– Это верно, да, лучше не надо. Но посмотри на Бисанфу. Филипп все сделал правильно: успел осадить город, пока их основные силы были в Перинфе, выбрал облачную ночь, подошел к самым стенам. Но внезапно облака рассеялись, появилась луна, и собаки всего города залаяли. Залаяли в решающий момент… Осажденные зажгли факелы…

– В решающий момент? – переспросил Антипатр после паузы.

– Или, – сказал Александр отрывисто, – царь неправильно оценил погоду, она переменчива на Пропонтиде. Но раз Филипп решил снять осаду, почему бы не дать людям отдохнуть и не позволить мне взяться за скифов?

– Скифы оказались у него на фланге, представляя угрозу; если бы не они, Филипп мог бы закрепиться в Бисанфе. Твой отец всегда знал, когда можно идти на жертвы. Но его армия пала духом, она нуждалась в громкой победе и грабеже; солдаты получили то и другое.

Александр кивнул. Ему легко было с Антипатром, македонцем древнего склада, безраздельно преданным царю, на стороне которого он сражался в юности, но верным царю, а не человеку. Это Парменион любил в Филиппе человека, а уж потом – царя.

– Да, получили. Тысяча голов скота, рабы, обоз с большой добычей, и это все на северной границе, где запах поживы разносится быстрее, чем летают канюки. Дух-то царь поднял, но если бы его люди не устали… Если бы только Филипп разрешил мне двинуться от Александрополя на север; тогда бы трибаллы его не тронули. – Название города укрепилось, переселенцы уже прижились. – Агриане выступили бы со мной, они были согласны… Ладно, сделанного не вернешь. Это счастье, что царского лекаря не убили.

– Я бы хотел пожелать Филиппу скорейшего выздоровления, прежде чем гонец уедет.

– Разумеется. Не будем беспокоить царя разговорами о делах. (Если нарочный вернется с приказом, будет ли это приказ Филиппа или Пармениона?) Тем временем нам придется обходиться своими силами. – Александр улыбнулся Антипатру. Он любил старика и за то, что его легко можно было очаровать, хотя Антипатр самым забавным образом этого не сознавал. – С войной мы справимся. Но дела на юге – совсем другое дело. Для царя это очень важно, он видит разные варианты, он знает о положении вещей больше нас. Жаль, что здесь мне придется принимать решения без него.

– Что ж, кажется, греки постарались на славу. Даже мы не смогли бы сделать лучше.

– В Дельфах? Я был там всего однажды, в двенадцать лет, на играх. Теперь повтори еще раз, чтобы я был уверен, что понял правильно: афиняне заложили новый жертвенник и получили предсказания прежде, чем он был освящен?

– Да, очередной подлог. Таково было формальное обвинение.

– Но в действительности ссора началась из-за надписи: «ЩИТЫ, ВЗЯТЫЕ У ПЕРСОВ И ФИВАНЦЕВ, ПОШЕДШИХ ВОЙНОЙ НА ГРЕЦИЮ», – сказал Александр. – Почему фиванцы не заключили союз с афинянами?

– Потому что ненавидели их.

– Даже тогда? Эта надпись разгневала фиванцев. И когда собрался Священный Дельфийский Союз, они постыдились сами изложить дело, а выбрали какой-то зависимый город, чтобы тот обвинил афинян в богохульстве.

– Амфисса. Это за Дельфами, вверх по реке, – пояснил Антипатр.

– И если бы обвинение подтвердилось, Союз был бы вынужден начать войну с Афинами. Афиняне послали трех своих представителей; двое слегли с лихорадкой, третьим был Эсхин.

– Ты, возможно, его помнишь. Семь лет назад он был одним из послов на переговорах о мире, – уточнил Антипатр.

– Да, я знаю Эсхина, он мой старый друг. Ты слышал, что когда-то он был актером? Он, должно быть, был хорош в импровизации. Когда Совет уже собирался принять предложение фиванцев, он внезапно крикнул, что амфиссийцы выращивают хлеб на пойменных землях, которые когда-то были посвящены Аполлону. Откуда-то Эсхин узнал об этом и перешел в атаку, выдвинув встречное обвинение. Каково? После его пламенной речи дельфийцы забыли об Афинах и кинулись разбираться с посланцами Амфиссы. Те полезли в драку, и священные персоны кое-кого из членов Совета пострадали. Это случилось прошлой осенью, после жатвы, – сказал Александр.