Небесные книги в Апокалипсисе Иоанна Богослова

Основания в тексте Апокалипсиса для толкования книги Откр 5 как Ветхого Завета. Как известно, весь текст Апокалипсиса насыщен ветхозаветными аллюзиями, органично вплетенными в его повествование. Ап. Иоанн считает себя продолжателем традиции ветхозаветных пророков (Откр 1: 3), притом что он свидетельствует о принципиально новом, новозаветном пророческом откровении. Поэтому сам Апокалипсис осознается как «вершина пророчеств»[343]. Как подчеркивает Г. Бил, «через весь Апокалипсис красной нитью проводится мысль, что все ветхозаветные пророчества получают исполнение во Христе»[344]. Поэтому можно сказать, что рассматриваемое толкование запечатанной книги вполне гармонирует с характером Откровения Иоанна Богослова в целом, «где Ветхий Завет постоянно интерпретируется в свете новозаветного Благовестия»[345].

Указания на связь запечатанной книги с Ветхим Заветом можно увидеть в одном из образов 4-й и 5-й глав: 24 старцев можно понимать как 24 книги Ветхого Завета (или их авторов). Такое толкование старцев как одно из возможных приводит св. Викторин (viginti quattor seniores viginti quattor libri sunt prophetarum)[346], также этого мнения придерживался блж. Иероним[347]. При таком понимании старцев толкование образа книги как Ветхого Завета становится очень уместным. Именно один из старцев объявляет Иоанну, что лев от колена Иудина «победил» и откроет книгу – «авторы провозглашают исполнение пророчеств, о которых они сами ранее свидетельствовали»[348].

Образ книги Откр 5: 1 как аналог читаемого за богослужением Писания Ветхого Завета. Рассматриваемое толкование полностью сочетается с пониманием повествования Откр 4—5 как отражения раннехристианской литургии. Действительно, присутствие литургических мотивов в этом разделе неоспоримо. Более того, Л. Моури считает, что в этих главах содержится уникальный богослужебный памятник, позволяющий проследить переход от строя синагогального богослужения к собственно христианскому[349]. П. Прижан видит в Откр 4—5 отражение синагогального богослужения, включавшего прославление Бога, Его закона, благодарение за избавление из Египта и чтение Св. Писания[350]. Соответственно запечатанная книга является аналогом читаемому Священному Писанию как неотъемлемому элементу богослужения. Таким образом, преимущество этого толкования заключается также в том, что оно соотносит образ запечатанной книги с предполагаемым контекстом его возникновения.

Критика толкования книги Откр 5: 1 как Писания Ветхого Завета. Тем не менее в современной библейской науке высказывается серьезная критика толкования книги Откр 5: 1 как Ветхого Завета (Св. Писания). Например, Е. Бил утверждает, что это понимание не может восходить к точке зрения автора Апокалипсиса, поскольку «упомянутые в Иез 2—3 и Дан 12: 9 книги, во многом послужившие прототипами этого образа, не являются символами Ветхого Завета, но преимущественно сосредоточиваются на темах суда и спасения»[351]. Образы иных небесных книг тоже никогда не символизируют ветхозаветных Писаний.

Исследователи приводят и формальные аргументы: Ветхий Завет не мыслился как одна книга, но скорее как собрание книг; изв естно, что в свитках его текст писался только на одной стороне и не мог быть записан «внутри и отвне»[352]. Содержание Писаний Ветхого Завета было хорошо известным, поэтому образность «семи печатей» вряд ли уместна. При этом во всем Апокалипсисе ветхозаветные Писания интерпретируются совершенно свободно, и ничто не указывает на проблему их понимания. По мнению Дж. Бигуцци, плач Иоанна невозможно понять как скорбь о неверном истолковании Ветхого Завета – скорее этим обозначается нечто более глубокое[353].

Как и во всем тексте Откровения Иоанна Богослова, литургические элементы в сцене Откр 5 действительно присутствуют, но вряд ли из них можно вывести целостную картину раннехристианского богослужения – они вписаны в общий образный ряд изображаемых видений[354]. Можно сказать, что в перспективе Тайнозрителя скорее земное богослужение предстает отображением богослужения небесного, но не наоборот.