Небесные наслаждения

Я вернулась на кухню. Достала тарелки и приборы. И все это время мысли мои были заняты печальной судьбой Селимы и Бриана. Я никак не могла представить себе счастливую развязку их истории: ведь для этого им обоим пришлось бы порвать со своими семьями. Чем старше я становлюсь, тем больше жалею о том, что у меня нет семьи. Мои родители еще живы, но от них проку мало. Они живут в халупе в Нимбине (с выгребной ямой вместо туалета – бр-р!), мастерят свечи, получают пособие по безработице и придерживаются строгой вегетарианской диеты: питаются лишь фруктами, упавшими с дерева, да картошкой, которая приказала долго жить от старости или покончила жизнь самоубийством с отчаяния, о чем официально уведомила письмом с заверенной подписью. Но им такое существование по душе. Когда-то они и меня пытались приобщить к подобному образу жизни. В результате я отморозила себе все, что могла, и заработала пневмонию (мама считала, что обувать детей – глупый предрассудок, дескать, это лишает маленьких крошек контакта с землей). В конце концов я чуть совсем не зачахла (отец не верил в антибиотики). Меня спасла бабушка. Она как волк проникла в овчарню и похитила меня, заявив родителям, что таким как они вообще нельзя иметь детей. Отец и мать присылали мне подарки на день летнего солнцестояния, а я в отместку отправляла им агрессивно христианские рождественские открытки, чтобы вернее их отвадить. Я боялась – вдруг им вздумается приехать к нам погостить на холодное время года: как-то раз отец упомянул об этом вскользь.

Бабушки Чапмен уже давно нет на свете. Другие мои бабушка и дедушка умерли еще раньше. Возможно, где-то у меня есть двоюродные братья и сестры, но мне о них ничего неизвестно. Зато у меня немало друзей. А друзей ты уже выбираешь сам. Звонок в дверь прервал мои стенания, не дав вдосталь поплакать над моим сиротством. Я открыла дверь.

– Коринна, как приятно тебя видеть! – Джанет кинулась ко мне с объятиями. – А ты поправилась. Тебе идет.

– Ты тоже отлично выглядишь, – сказала я, обнимая подругу.

Джанет по-прежнему носила короткую стрижку, но я заметила, что в светлых прядях уже проглядывает первая седина. Джанет – коренастая и мускулистая. Говорят, она здорово танцует. Конечно, всегда ведет. Не знаю, почему лесбиянок так привлекают бальные танцы, но что есть, то есть. Я провела гостью в комнату, и мы уселись на диване. Джанет сбросила туфли и вытянула ноги.

– Шикарная квартира, – похвалила она. – Привет, Горацио. Я тебя помню еще крошечным котенком. – Она почесала ему морду, и гордый кот принял это благосклонно – как знак старой дружбы.

– Зачем ты летишь в Сингапур?

– Я теперь компаньон фирмы, – начала объяснять она, а я тем временем разыскала открывашку и выставила бутылки с ее любимым пивом «Сквайрз». На мой вкус оно сильно отдает дрожжами, но для истинных любителей пива, видимо, подобно нектару. Себе я налила вина. Джанет взяла бокал и с довольным видом сделала первый глоток. – И вот у нас в правлении нашлись идиоты, которые решили купить акции Сингапурского банка. Дескать, это выгодная сделка. Вот я и лечу, чтобы на месте доказать, что это совсем не так.

– Ясное дело, что нет, – поддержала я. – Этак к концу финансового года вам, глядишь, придется подрабатывать стиркой.

– А как твое движение капиталов? – поинтересовалась она.

– Неплохо. Нет долгов, нет займов, нет проблем. Даже налог с продаж на уровне современных требований. Попробуй эти сырные штучки, они на самом деле вкусные. Ужин будет готов через полчаса.

– Мел ворчит, что нас-де отсылают на тропический курорт, – продолжала Джанет. – Она не выносит жару. Я обещала ей по кондиционеру в каждой комнате и, конечно, позабочусь об этом. Зато у нее будет время закончить свою диссертацию. Вот она защитится – и я задам пир на весь мир! У меня эта диссертация уже в печенках сидит.

– О сафистках? – уточнила я, напрягая память. – Париж, двадцатые годы?

– Совершенно верно. Именно о сафистках, – простонала она. – Именно в Париже. И именно в двадцатые годы. Все разговоры, все отрывки из дневников и стихотворений, все фото и газетные статьи, каждое воспоминание о Гертруде и Элис и женщинах из «Клозери де Лила» и с улицы Мадлен. С ума от них можно сойти, уж поверь мне, – она усмехнулась и зачерпнула еще пригоршню сырных чипсов.

– Да, это будет настоящее торжество, – согласилась я и вдруг почувствовала, как соскучилась по Джанет. Почему я не пригласила ее раньше? Хотя она сама тоже не объявлялась.

– Я думала, ты хочешь побыть одна: зализать раны, наладить дело, – ответила подруга на мой невысказанный вопрос, как это часто случалось и прежде. – Я очень обрадовалась твоему звонку. А что случилось с этим гадом, твоим бывшим, как, бишь, звали это ничтожество? Джеймс, кажется?

– Вкалывает на какую-то корпорацию, ведущую весьма рискованные операции с ценными бумагами и занимающуюся финансовыми спекуляциями, – ответила я.

Джанет фыркнула.