Как только раны мои залечились, мне приказали вымыться, тщательно причесали и привели вместе с большим количеством других рабов, мужчин и женщин, всех возрастов и состояний, в большую комнату.
Вдоль стен комнаты, на помосте, стояли скамьи, на них сидели развалясь богато одетые мужчины и женщины. Похоже одновременно на аукцион рабов и на допрос, в котором оценивались качества и достоинства каждого вновь приобретенного раба. Скоро я понял, что происходит и то и другое сразу.
По очереди каждого раба ставили перед оценщиками: в эту группу входили врач, определявший состояние здоровья раба, и допрашивающие, которые задавали точные целенаправленные вопросы об опыте, обучении и способностях каждого раба. Потом эти данные толстый потный аукционер зачитывал собравшимся покупателям, и те обсуждали между собой, к чему лучше всего приспособить того или иного раба. Предлагались различные суммы, время от времени вспыхивали споры, но в целом все оказалось очень скучным и утомительным. Должен признать, что голова моя полна была предубеждениями, полученными при просмотре сцен исторических фильмов покойного Сесиля Б. Де Милля. Мистер Де Милль, по-видимому, больше внимания уделял подлинности фехтовальных поединков, потому что в подобных сценах его фильмов грубые надсмотрщики бьют хлыстами прекрасных девушек на глазах у толпы хохочущих извращенцев, а беспомощные рабы корчатся под бичами нуждающихся в бритье стражников. Сцена, в которой я сам принимал участие, ничего общего не имела с такими кинематографическими версиями. С рабами обращались бесцеремонно, но беспристрастно, как со скотом; я не заметил ни грубости, ни непристойностей. Что касается аудитории, то это были бизнесмены, занятые практическими интересами, а не гогочущие извращенцы, собравшиеся ради секса и пыток. Все одеты сверхбогато, потому что в Наруке принято выставлять богатство напоказ: одежда из великолепного шелка, многоцветная, с преобладанием персикового цвета, красного, зеленого и пурпурного цветов. Одежда украшена золотой обшивкой, кисточками, дорогими поясами и нагрудными украшениями, свисающими лентами, редкими мехами и тому подобным.
И мужчины и женщины носили поразительное количество ювелирных украшений, кольца сверкали на каждом пальце, не говоря уже о серьгах, ожерельях, брошах, булавках, браслетах, горжетках, наколенниках, тиарах и предметах, которые я не смог бы назвать. Некоторые украшения поистине великолепны: одна из женщин, властная матрона лет пятидесяти, повернулась, чтобы осмотреть рабов в моей группе, и я сдержал изумленный возглас, увидев свисавшую с ее лба жемчужину. Размером с детский кулак, богатого пурпурного цвета с алым пламенем в центре – такую жемчужину танаторцы называют короме, и я не могу привести для нее земного эквивалента. Эти жемчужины необыкновенно редки. Найдено всего десятка два, и жемчужина такого размера должна стоить сказочно дорого. Можно купить целое королевство за украшение, свисающее с безволосого лба этой женщины.
Наконец настала моя очередь. Вопросы задавались резкие и точные. Пока врач рассматривал мои зубы, стучал по груди, щупал бицепсы и икры, проверял состояние заживших порезов, меня спрашивали о возрасте, происхождении и профессии. Они, конечно, никогда не слышали о Соединенных Штатах Америки, но старательно записали название, передав его танаторскими буквами. Меня не спрашивали, почему я находился на борту «Джалатадара», по-видимому, решив, что я либо наемник, записавшийся в воздушный флот Занадара, либо раб, служивший на фрегате небесных пиратов. В свою очередь, я не торопился рассказывать о себе. Мне казалось неразумным раскрывать свою связь с Шондакором, пока я не смогу лучше оценить здешнюю политическую ситуацию. В данный момент я решил, что мне лучше сойти за не имеющего особого значения раба. И когда меня спросили об имени, я ответил, что меня зовут Дарджан – простая перестановка слогов моего танаторского имени. Я решил скрывать свое подлинное имя, пока не разберусь с положением в Наруке. Вполне возможно, что перушты знают о человеке по имени Джандар, который способствовал освобождению Шондакора от ярма Черного Легиона. Но о Дарджане они не могут знать, у него нет прошлого, я его только что изобрел.
– Ну, парень, что ты умеешь делать? – спросил главный допрашивающий. – Я хорошо владею оружием, – ответил я.
Он пристально взглянул на меня.
– Ты раб и должен все ответы на вопросы свободных произносить со словом «хозяин», – коротко сказал он. Я кивнул и перефразировал ответ.
Мое заявление о том, что я хорошо владею оружием, не произвело никакого впечатления, и это меня удивило. Я очень хороший фехтовальщик благодаря теоретическим знаниям и практическому опыту, полученному в академии Лукора. Фехтовальное мастерство – редкое и трудное искусство, и каждому благородному танаторцу приходится его изучать.
Однако, по-видимому, считалось неразумным позволять рабу слишком хорошо овладевать этим искусством.