Небесный берег

Последнее, чего он сейчас хотел, это причинять боль Эванжелине, но иногда причинять боль необходимо. Эверлинг знал это лучше остальных.

Герсий снял заколку и, сжав в руке, убрал в карман.

– То, что у тебя никогда не было родных, не значит, что их не было у других, – надрывно ответила Джодера. – Эва – единственная среди нас, у кого осталось хоть какое-то подобие семьи. Не будь таким жестоким, Линг!

Его словно ударили по голове железной балкой. Эверлинг вдруг как-то странно успокоился. Сколько он себя помнил, ему приходилось проявлять жестокость. Из раза в раз, изо дня в день. Жестокость по отношению к другим помогала выжить. Он никогда не выбирал быть жестоким, это просто был способ сохранить себе жизнь.

Джейлей сделал пару шагов вперед.

– Эй, да ладно вам кричать. Кому хуже-то станет, если Эва попрощается с отцом, а? Джо, чего ты взбесилась так? Линг нас защищ…

– Ладно, – выпалил Эверлинг. – Где он живет?

– Кто? – ошалело спросила Эванжелина, не понимая, что Эверлинг действительно согласился.

Она видела, какую боль ему причинили слова Джодеры, но ее собственная боль не позволяла уловить все изменения в голосе, взгляде, во всем его виде.

– Твой отец, – безучастно ответил Эверлинг.

Джодера протянула скомканную записку. Он посмотрел и показал ее Этель, чтобы та точнее указала направление, а заодно начертила на карте два маршрута: до дома мистера Фрейра и до маленького городка Атрис на востоке Форты, где проживали дядя и тетя Джодеры и Джейлея.

Этель вытащила из кармана карандаш и начала быстро рисовать маршрут.

Герсий сильнее сжал заколку в кармане, убрал прядь волос за ухо. Желание нагрубить Джодере, сделать ей так же больно, как она сделала Эверлингу, родилось внутри и сжало горло. Все слова позабылись, а мысли превратились в беспорядочный поток энергии, которую Герсий отчаянно хотел, но не мог контролировать.

Он откашлялся, а потом спросил:

– Вы уверены?

Никто не ответил.

Глава 19. Последствия

Эванжелина нажала на звонок и быстро спрятала руки за спиной, сделав шаг назад. Ей казалось, у нее остановилось сердце. Ей казалось, она задыхается. Ей казалось, мир медленно исчезает.

Дом тридцать четыре выглядел обычно, но был меньше и не таким вызывающим, как тот, где она родилась. Пока Алана не протянула ей клочок бумажки с написанным адресом и не сказала, куда переехал отец, она едва ли давала себе надежду на встречу.

Ей стало душно. Они не виделись девять лет, и Эванжелина сомневалась, что он хотя бы раз приходил на ее бои. Смотреть, как собственная дочь сражается, как обжигает, как ранит невинных людей, было бы слишком тяжело для него – она в этом не сомневалась. Отец всегда был мягким. Его взгляд, когда он узнал, что дочь – магичка, стал только мягче. В отличие от взгляда матери.

– Она чудовище! – кричала Сария Фрейр.

Эванжелине тогда было девять. Родители готовились ко сну, и Сария думала, что дочь уже спала, в то время как маленькая Эванжелина, стоя за дверью, стала невольной слушательницей неприятного разговора.

– Она наша дочь, – возразил Эрвин.

– Она магичка. Сейчас она безвредна, но что будет через год, через два? Через десять лет? – не унималась Сария.

Ее трясло, руки и голос дрожали, а по лицу стекали тонкие струи холодного пота.

– И через год, и через два, и через десять лет Эва все еще будет нашей дочерью. Я уверен, она никому не причинит вреда, – спокойно говорил Эрвин и делал вид, будто бы не замечает начинающейся истерики жены.

Маленькая Эванжелина глядела в дверную щелку, надеясь, что ее не видно. Мать выглядела больной. Если бы она молчала, Эванжелина ни за что бы не догадалась, что та просто испытывает животный страх перед собственным ребенком. Эрвин сел рядом с женой, взял ее за руку и хотел поцеловать тыльную сторону ладони, но Сария резко вырвалась и вскочила.

– Нет! Неправда! Она убьет нас! Нас обоих, ты просто не понимаешь! Ты не видишь! Не видишь, как она смотрит, словно уже хочет вырвать мое сердце! Эрвин! Как ты можешь быть таким слепым?!

Эрвин громко вздохнул. У него не было сил спорить с женой, в чем-то переубеждать. Ему казалось, наутро Сарии станет лучше и она одумается.

Маленькая Эванжелина прикрыла дверь и неслышно отошла. Она не плакала и не боялась. Мать с рождения говорила: маги опасны. В газетах то и дело печатались статьи об очередном пойманном маге, который скрывался, но всесильная армия Форты вычислила преступника и поймала его – гражданам их великой державы не о чем было переживать. И мать всегда облегченно вздыхала, тихо радовалась и восхваляла короля Иоганна.

Дальнейшего разговора маленькая Эванжелина не слышала. Она заперлась в своей комнате, стащила одеяло с кровати и, укутавшись, забилась в угол, стискивая маленькую плюшевую птичку, название которой не знала. Птичка была зеленого окраса с красной грудкой. Некоторые перья переливались синим. Эванжелина сомневалась, что такие птицы существовали на самом деле, но игрушку очень любила[4].