Небесный берег

О его хладнокровии говорили нечасто и немного, но все знали, каким мог быть король, который четырнадцать лет назад казнил собственного сына-мага, не поддавшись на уговоры королевы. Жена короля Иоганна, Жозефина Селт, была изгнана, их старший сын, принц Янис Селт – казнен в возрасте пятнадцати лет. Остальные его дети жили в замке, а средний сын стал наследником трона, хотя не должен был.

Король встал из-за стола. Следом за ним сразу же поднялись главнокомандующий Кахир Веласкес, Ирмтон и Элиса Пини.

– Ваше величество. – Ирмтон поклонился королю.

Элиса последовала примеру мужа. Оба направились к выходу, попрощавшись со всеми присутствующими.

Когда они покинули зал, Ирмтон краем уха услышал начало другого разговора:

– Что там с домом в лесу? – настороженно спросил король Иоганн.

– Пока ничего не ясно: ни кому принадлежал дом, ни по какой причине погибли многие находящиеся там люди. Здание осталось целым, поврежден только подземный этаж, где, судя по всему, находилась чья-то научная лаборатория. Наши врачи пока не определили причину смерти тех, кого не задело тем… взрывом. Мы предполагаем, что там что-то взорвалось, но точная информация будет позже, – выложил Кахир Веласкес.

Ирмтон Пини нахмурился, ничего не понимая. Элиса взяла его под локоть и медленно, но настойчиво повела к выходу: им нужно было немного отдохнуть, день выдался тяжелый.

Глава 9. Клеймо на сердце

Эверлинг проснулся не от ярких солнечных лучей, проникающих в комнату через окно, а от тихих шагов помощницы Селестины. Невысокая девушка прошла в гостиную и не спеша стала накрывать на стол. Разложила приборы, расставила тарелки и чашки, один раз удивленно посмотрела на Эверлинга, лежащего с еще закрытыми глазами, и хотела тихо удалиться, но запуталась в собственных юбках, задела ковер и шлепнулась на пол.

Она быстро поднялась, отряхнула фартук и расстроенно прошептала себе под нос:

– Какая же я неуклюжая…

Эверлинг скинул с себя плед. Помощница действительно выглядела расстроенной и немного смущенной, она совсем не смотрела на него и, скорее всего, была уверена, что он еще спит.

– В следующий раз будь осторожней, – сказал Эверлинг.

Девушка подпрыгнула от неожиданности и обернулась.

– Простите! Я не хотела вас разбудить! – воскликнула она, поклонилась и поторопилась выйти из гостиной, оставив Эверлинга одного.

Он осмотрел комнату, вчера явно было не до этого: он слишком вымотался и слишком зациклился на себе. Взгляд зацепился за еще одну фотографию, висевшую на стене, где была изображена семья. «Родители Николаса», – догадался Эверлинг. Где они сейчас были, что с ними стало? Дожили ли они до смерти сына или их казнили раньше? Почему-то он не сомневался, что родители Николаса уже мертвы. Что-то в поведении Селестины выдавало потерю не только внука, но еще и сына или дочери.

Подойдя к стене, Эверлинг снял рамку. Все трое выглядели счастливыми, как и Николас с Селестиной на вчерашнем фото. Женщина, мать Николаса, очень напоминала Селестину в молодости. Пусть он не особо рассматривал плакаты и афиши, у обеих женщин были одинаковые черты лица и улыбки. Он повесил фотографию обратно, и в этот момент в гостиной появилась Селестина.

После вчерашнего Эверлингу не стало легче, но он хотя бы смог не отвести от нее глаз. Он никогда не хотел делать кому-то больно, но жизнь всегда принуждала к этому.

– Уна сказала, что ты уже проснулся, – вместо приветствия произнесла Селестина. – Завтрак скоро будет готов, но твои друзья еще отдыхают. Вы уже думали, что делать дальше?

– Нет, – коротко ответил Эверлинг. – Не было времени.

– Понимаю, – закивала Селестина. – В Партуме оставаться опасно.

Никто из них не сказал вслух, что оставаться опасно им не только в Партуме, но и во всей Форте.

В гостевой спальне на широкой кровати Эванжелина свернулась калачиком и уткнулась носом в подушку. Она обнимала плюшевую птичку как самое главное сокровище в своей жизни. Рядом потянулась Джодера, зевнула два раза подряд и повернулась к дремлющей Эванжелине.

Джодера натянула одеяло до подбородка и с радостью бы поспала еще пару часов. Воспоминания о собственном доме не отпускали с вечера: она очень хорошо помнила мягкую кровать с пуховой периной в своей комнате, множество игрушек и книжек. Помнила вкусную еду, которую готовили кухарки. Помнила, как отец любил и ее, и брата, как обнимал и целовал на ночь. И как впервые посмотрел на них с отвращением. Иногда Джодера думала, изменилось бы что-то, если бы их с Джейлеем мать не умерла при родах. Стала бы она такой же, как отец, или же приняла бы своих детей любыми?