Небесный берег

Он не знал, почему решил ей помочь. Увидев ее, такую аккуратную, опрятную и нежную, в стенах «Небесного берега», Эверлинг вдруг ясно понял, что ей там не место. Ей бы сидеть за мольбертом и рисовать пейзажи и портреты или изучать литературу, играть с собаками и кошками, а годы спустя приходить в дома престарелых и детские дома, заниматься благотворительностью и выращивать цветы на подоконнике. Жить с любимым человеком, родить ребенка или приютить свору бездомных животных. Эванжелина настолько не вписывалась в жизнь на арене и в жизнь в Форте, что Эверлинг в четырнадцать лет твердо решил: она не должна оставаться там.

Сейчас он смотрел на спящую Эванжелину и думал, что с того момента, как ей было девять и она впервые оказалась в «Небесном берегу», она очень изменилась. Больше не дрожала от страха, научилась владеть магией света, делать больно другим и самой терпеть боль. Она прекратила плакать и стала более сдержанной. Только от доброты и желания помочь всем не избавилась.

Несмотря на ожоги и внеплановую задержку, несмотря на то, что в соседней комнате Джодеру лихорадило, а Джейлей молча сидел рядом и ждал, пока ей станет легче, вдруг стало спокойно. Эванжелина спала, Эверлинг сидел рядом и поглаживал ее по голове, не обращая внимания на то, что рана снова начала пульсировать.

Герсий медленно листал книгу, которую взял из шкафа в гостиной. Он не особо вникал в написанные слова, но отвлекаться от боли и переживаний приключенческий роман помогал здорово. Последний раз ему удавалось сосредоточиться на книге лет в двенадцать, когда он жил в доме мистера Валентина Вилфорда. Герсий тряхнул головой, поморщился и вернулся к тексту, лишь бы не вспоминать то время.

В соседней комнате Джейлей крепко сжимал руку сестры и надеялся, что с ней все будет в порядке. Селестина говорила, что каждый из них поправится и через несколько дней они смогут отправиться дальше, но, смотря на Джодеру, он сомневался в правдивости ее слов. Холодный пот стекал по лицу, Джейлею было трудно дышать. Пульсация то прекращалась, то снова начиналась, и каждый раз он проклинал все на свете: ощущения напоминали ему о том, как много лет назад один из инструкторов по приказу Ирмтона Пини поставил ему клеймо не моргнув и глазом. Джейлей уже не помнил, сколько лет им с Джодерой тогда исполнилось, но боль, которую они испытали, по-прежнему казалась адской.

Джодера сжимала его руку в ответ, а потом ее пальцы расслаблялись и снова сжимались. И так по кругу. Он попросил Эванжелину выйти, хотя знал, что ей тоже нелегко, знал, что ей бы тоже полежать, поспать подольше, отдохнуть, пока есть возможность. Когда она вышла, Джейлей думал, что сойдет с ума от стыда: как ему только хватило ума выставить Эванжелину за дверь? Но потом он услышал стон Джодеры, и все мысли улетучились, оставив после себя неслышные мольбы.

Они с сестрой никогда не отличались особым терпением и рассудительностью, зачастую действовали на эмоциях, а потом жалели. Вероятно, поэтому часто проигрывали бои. Джейлей выдохнул и осторожно лег рядом.

– С тобой все будет хорошо, – прошептал он.

Его бросило в холод, и он побыстрее закутался во второе одеяло. Потом бросило в жар, и Джейлей хотел скинуть одеяло, но оно вдруг стало таким тяжелым. Веки невольно закрывались, он все так же сжимал руку Джодеры, но хватка постепенно ослаблялась. Капелек пота на лбу и на всем лице прибавилось, дыхание стало тяжелее.

Прежде чем отключиться, Джейлей заметил, как дверь открылась и на пороге появилась Уна. Кажется, лицо ее выражало беспокойство.

Спустя еще три дня, когда жар поднимался все реже, а силы медленно, но прибавлялись, Эверлинг вдруг заявил:

– Завтра мы уходим.

Они сидели в гостиной за ужином, Уна по просьбе Эванжелины, Джодеры и Джейлея присоединилась к ним. Селестина совсем не возражала.

Все уставились на него, кто-то удивленно, кто-то понимающе. Кто-то согласно закивал. Селестина нахмурилась и протянула задумчивое «хм», а потом положила вилку на тарелку.

– Еще два дня. Потом, так уж и быть, уходите, – настойчиво произнесла она.

– Исключено. Мы и так пробыли у вас слишком долго, – наотрез отказался Эверлинг.

Селестина хотела снова возразить и привести аргументы, которые убедили бы если не Эверлинга, то остальных, но Эванжелина с добротой в голосе прервала их спор:

– Селестина, мы очень благодарны вам. Но нам правда уже пора. Мы не можем дальше продолжать рисковать своими жизнями и вашими с Уной. Чувствуем мы себя уже в разы лучше, так что… Нам правда пора.

С Эванжелиной Селестина препираться не стала, только недовольно хмыкнула, а после вернулась к ужину. За весь оставшийся вечер она не проронила ни слова.

К следующему утру Селестина начертила маршрут на карте, добавив несколько своих заметок. Со слов Селестины, Воронам принадлежал целый район на севере Партума, недалеко от разрушенной железнодорожной станции. В том районе полицейские патрули если и стояли, то все непременно были подкуплены Аланой – той, кто возглавляла банду уже больше десяти лет.