В следующий момент они закувыркались, как лайнер в невесомости. Хейзел в силу привычки сообразила, что надо убрать тягу, но потеряла уйму времени, потому что ее вдавило в сиденье, ей мешали ремни безопасности, и она не могла нащупать дроссель, и все это время скутер бессмысленно ускорялся.
Снова оказавшись в невесомости, она постаралась рассмеяться:
– Здорово прокатились, а, Лоуэлл?
– Давай еще раз, бабушка!
– Нет уж, хватит.
Хейзел быстро обдумала ситуацию. Что могло испортиться в этом суденышке, где всего-то и есть, что ракетный двигатель, открытый каркас с сиденьями и пристежными ремнями безопасности да минимум приборов и органов управления? Это, конечно же, гироскопы – двигатель сработал как часы. Хейзел заметила, что гироскопы рыскают – это было единственным свидетельством недавнего кувыркания. Она осторожно отрегулировала их вручную, приставив шлем к корпусу, чтобы проверить работу на слух.
И только потом попыталась определить, где они находятся и куда направляются. Так, Солнце там – а Бетельгейзе вон там, значит мэрия должна быть в той стороне. Хейзел прижала шлем к полукруглому окошку стереорадара. Ага, точно!
Дом Икерсов был естественной ближней целью, от которой следовало вычислять вектор. Хейзел нашла их корабль и поразилась, увидев, как он далеко. Должно быть, их порядком отнесло, пока она возилась с гироскопами. Она прикинула скорость и направление – и присвистнула.
«Маловато магазинов по дороге, – подумала она, – и жилья тоже. Не повредит связаться с миссис Икерс – сказать ей о том, что случилось, и попросить ее сообщить в мэрию – так, на всякий случай».
Но миссис Икерс не отвечала.
«Вот лентяйка, – с горечью подумала Хейзел, – отключила, поди, рацию и спит себе. Неряха – сразу видно по тому, как выглядит ее дом и как в нем пахнет».
И все же Хейзел продолжала вызывать миссис Икерс или любого, кто мог оказаться в пределах передатчика в ее скафандре. А сама тем временем снова навела скутер на мэрию, со смещением, чтобы компенсировать боковую скорость. На этот раз она действовала осторожно и была начеку – поэтому потеряла всего несколько секунд, когда гироскопы снова выбило.
Хейзел отключила их и выбросила из головы, а потом тщательно обдумала ситуацию. Халупа Икерсов превратилось в светящуюся точку на небе, которая уменьшалась на глазах, но могла еще служить пунктом отсчета. Хейзел не нравился ее теперешний курс. Как всегда, казалось, что они неподвижно стоят в самом центре звездного шара, но приборы показывали, что они движутся в открытый космос, за пределы узла.
– Что случилось, бабушка Хейзел?
– Ничего, малыш, ничего. Бабушке надо остановиться и посмотреть на дорожные знаки, вот и все.
Хейзел подумала, что охотно отдала бы свой шанс на вечное блаженство за автоматический сигнал тревоги и радиомаяк. Она протянула руку к Лоуэллу, отключила его радио и несколько раз повторила призыв о помощи. Ответа не было. Хейзел снова включила Лоуэллу радио.
– Ты зачем это сделала, бабушка Хейзел?
– Просто проверяла.
– Обманываешь! Ты боишься! Почему?
– Нет, милый, не боюсь – ну разве что немножко волнуюсь. А теперь тихо, бабушке надо работать.
Хейзел осторожно выровняла скутер маховиком и осторожно поправила его, когда он попытался отклониться. Надо было сойти с этого гибельного курса и направить скутер на мэрию. Гироскопы Хейзел намеренно не включала. Она заново пристегнула Лоуэлла и проверила, как он сидит.
– Сиди смирно, – предупредила она. – Только пальчиком шевельни, и бабушка снимет с тебя скальп.
Так же тщательно Хейзел уселась сама, вычисляя в уме плечи рычага, массу и угловой момент. Придется уравновешивать скутер без гироскопов.
«А теперь, – сказала она себе, – посмотрим, Хейзел, кто ты: пилот или так себе любитель».
Придвинув шлем к радару, она навела сетку прицела на отдаленную метку мэрии и включила двигатель.
Метка заколебалась, и Хейзел попыталась восстановить равновесие, сдвинувшись на сиденье. Когда метка быстро поехала вбок, Хейзел тут же отключила тягу. И снова проверила курс. Их положение несколько улучшилось. Хейзел снова позвала на помощь, не потрудившись выключить радио Лоуэлла. Он ничего не сказал, и вид у него был сумрачный.