Небесный огонь

Так или иначе, она интересовала Токло. До него дошло, что Луса, должно быть, тоже сидит в клетке. Он почувствовал стыд за свою глупость, что не подумал об этом заранее. Разумеется, она не могла просто разгуливать где-то там; плосколицые бы этого не допустили. И, если бы она свободно могла перемещаться, она бы просто вышла за дверь и отправилась его искать — он знал, она бы так и сделала.

Но, если она была в клетке, ему потребуется даже больше времени, чтобы освободить её, чем он думал. Он не мог просто ворваться туда, размахивая перед собой когтями и рыча, и убежать с ней. Сперва ему придётся потратить время, чтобы выяснить, как открыть клетку. Что значило, что это будет уже не побег, а воровство. Токло снова посмотрел на кричащих плосколицых и вздохнул. Плосколицые слишком любят кричать, так что это может длиться и до ночи. Ему нужно вернуться и обдумать новый план.

Когда он поплёлся обратно к сделанной наскоро берлоге, его лапы снова разъехались на коварном льду. Ночью будет труднее найти хорошие места, по которым можно будет пройти. Когда он упал во второй раз, его передние лапы вытянулись в разные стороны, и он жёстко врезался подбородком в лёд. Морщась от боли, он встал и ещё медленнее побрёл по снегу.

Если бы только они вернулись на сушу! Он был уверен, что он бы с гораздо большей лёгкостью спас Лусу, если бы их окружала грязь, деревья и трава, как это и должно быть. И там бы на каждом углу была дичь! Его живот снова заурчал, но он слишком устал, а его подбородок слишком болел, чтобы пытать счастья в охоте.

Он свернулся в своей снежной берлоге и беспокойно заёрзал. Его сны смешались и мучили его, ему мерещились плосколицые, преследующие его по бесконечным льдам, выскакивающие из снега, только чтобы покричать своими высокими, неестественными голосами. Его нос наполнил запах нефти, и, пока он бежал, чёрная жидкость просачивалась из снега и хватала его за лапы, и ей было не важно, что он слишком устал, чтобы снова от неё освободиться.

Когда он проснулся, его голова болела. Небо начало светлеть, бледная черта окрашенной мёдом шкуры пестрела на краю небосвода.

У него было странное чувство, что что-то пробудило его. Вероятно,какой-то звук — и вот, он снова повторился. Какая-то возня и хруст снега. Кто-то шёл прямо к нему! Он сделал глубокий вдох и узнал затхлый запах медвежьей шерсти.

Рыча, Токло вскочил на лапы и выпрыгнул из снега. Он оскалил зубы, готовый дать отпор любому белому медведю, не важно, насколько он крупный.

Но, к его удивлению, первым лицом, которое он увидел, оказалось лицо бурого медведя, который глядел на него такими же изумлёнными глазами. И, наконец, он узнал его запах.

— Уджурак! — ахнул Токло. Он заметил белую медведицу, стоящую за спиной его меняющего облик друга. — Каллик!

— Токло! — выпалил Уджурак. Он огляделся вокруг и затем бросил на Токло взволнованный взгляд.

Токло не нашёлся, что сказать.

"Да, я потерял Лусу. Я не смог защитить её, не смог привести её в безопасное место."

Тяжесть этой потери сгорбила его плечи, и какое-то время он не мог ничего произнести вслух.

— О, нет, — ужаснулась Каллик, нюхая воздух. — Мы были правы. Что-то случилось с Лусой!

Глава 26. Луса

Луса не могла сказать, был ли сейчас день или ночь за пределами палатки. Везде вокруг неё был свет, а, стоило ей открыть глаза, она всё время видела бодрствующих плосколицых, двигающихся вокруг клеток.

Но она думала, что, когда она второй раз проснулась в этом месте, снаружи был рассвет. Зелёные стены палатки казались бледнее, как будто солнечный свет пытался пробиться сквозь неё с другого угла. Луса села в своей клетке, потирая лапами глаза. Она чувствовала себя гораздо более напуганной, чем вчера. И она очень проголодалась.

Она выглянула сквозь решётку и поняла, что она была не единственной, кто хотел есть. В клетке в нескольких медведях от неё, жалобно тявкая, лежал тюлень. Повсюду в палатке каркали и хлопали крыльями морские птицы в своих клетках. Она слышала бормотание и рычание, которые звучали для неё незнакомо; она даже не могла предположить, от каких животных они исходят.

К её удивлению, когда она огляделась по сторонам, она заметила ещё одного медведя. Должно быть, его принесли ночью, пока она спала. Она теснее прижалась к прутьям, чтобы разглядеть его. Его клетка была гораздо больше, чем её, поскольку это был уже взрослый белый медведь. Он спал — или был без сознания — его грудь поднималась и опадала с резким фыркающим звуком. Она подумала, что должна была его испугаться, но, по правде говоря, он напоминал ей Квопука, немощного старого медведя, которого они встретили по дороге к Медвежьему Озеру.

Как и Квопук, этот медведь выглядел слишком слабым, чтобы самостоятельно стоять на лапах. Но из своих соображений, плосколицые, всё-таки, аккуратно уложили его вниз, сложив его лапы вместе так, чтобы он никого не смог схватить. Его шерсть слиплась от вонючей чёрной нефти, хоть Луса и предположила, что плосколицые уже смыли какую-то её часть, как они сделали это с ней.