Небесный остров

– Да с такой, что рискованно и глупо гнездо осиное ворошить. И вынюхивать ничего тут не нужно – тебе не нужно, понимаешь? Они ведь, если захотят, одним пальцем тебя раздавят!

– Кто «они»?

– Неважно. Серьезные люди. Хозяева.

– Муж твой, что ли?

Виола на долю секунды растерялась. Ответила не очень уверенно:

– Ну… да.

И Полуянов захлопнул ловушку:

– А чем я могу помешать доктору наук, директору научного института?

Девушка надула губки. Но произнесла даже с некоторым восхищением:

– Вот ты упрямый! Я ж о тебе забочусь! Но если жизнь не дорога – оставайся, конечно. Венок тебе на похороны пошлю.

– А кто меня закопает? Лично Вадим Андреевич Ларионов? – усмехнулся журналист. – Или этому, с белыми глазами, поручит?

– Чего?

– Ну, парень на пляже к нам подходил и еще убить меня обещал.

– А, Эдик! – Девушка усмехнулась. Произнесла, словно про себя: – А я никогда внимания не обращала, какие у него глаза… – И твердо добавила: – Нет. Эдик – человек мирный. Он мой брат, кстати. Родной.

– Да ладно! – опешил журналист. – Ты – красавица, а он…

– А он умница. – В ее голосе прозвучали нотки уважения и зависти.

– Слушай, а кто вообще твой Эдик? По жизни?

– Ну… – Девушка задумалась. – Он… он вообще гений, вот кто! Что ни спросишь – все-все знает!

Прозвучало это совсем по-детски, Дима улыбнулся. Виола тоже. Пробормотала:

– Вот вроде что он мне? Взрослая, сама себе хозяйка… Но до сих пор перед ним робею.

И потерла запястье.

Дима только сейчас рассмотрел: на нем красовался синяк.

Он сделал вид, будто не заметил. Спросил небрежно:

– А что ж такой гений и у твоего мужа секретарем работает?

– Что б ты понимал! – хихикнула она. – Секретари Вадиму кофе подают. А Эдик все в Институте моря придумал. И пляж, и кафе. Организовал, управляет. И еще… еще… он диссертацию пишет. Докторскую, между прочим! Про макрофитобентос.

– Как? – усмехнулся Полуянов.

– Структура макрофитобентоса в зависимости от рельефа дна, – важно произнесла она. – Теория, практическая часть. Сам опыты проводит. Днем некогда ему – вечерами, ночами в лаборатории сидит. Я ее желтым домом называю.

– Почему?

– У нас в институте все корпуса после ремонта. А Эдикова лаборатория на отшибе, ее пока в порядок не приводили. Цыплячья такая штукатурка, вся облезлая. Вот я и придумала: «Желтый дом».

«Да, – подумал Полуянов. – Действительно интересный человек».

…Мимо «Ауди» проследовала компания парней. Вида воинственного, говорили нарочито громко. Полуянов слегка напрягся. Однако самый горластый, по виду главарь, дружески им помахал. Крикнул:

– Привет, Виолка, как жизнь?

– Не дождешься, Бугай! – весело откликнулась красотка.

А Полуянов пробормотал:

– Обширный у тебя круг знакомств!

– Да я ж выросла здесь! – хмыкнула она.

И любовно погладила руль новехонькой машинки.

– Рада, что вырвалась? – спросил Дима.

– А то. – И пожаловалась: – Мамашу, вон, тоже хочу отсюда перетащить, хотя бы в квартиру, но уперлась старушка. Тут у нее собутыльники, свобода.

«Вроде расслабилась девушка», – подумал Полуянов.

Но тут, очень некстати, у Виолы мобильник зазвонил. Полуянов успел рассмотреть на определителе: «ЭДИК». Отвечать Виолетта не стала, но сразу опять напряглась, ладошками в руль уперлась. Сухо произнесла:

– Все, Дима. Я тебя предупредила, а дальше ты уж сам думай. И за мной не ходи больше.

Завела свой лимузин, лихо развернулась, помчалась обратно в гору, затормозила, едва не снеся бампер его «Приоры». Угрожающе велела:

– Выходи. Ну?!

– Позвони мне, пожалуйста. – Полуянов протянул ей визитку.

– Никогда, – отрезала она.

Так он и остался стоять – в облаке пыли, что подняли ее покрышки, и с собственной карточкой в руке.

Ничего толком не узнал.

И в Институт моря не попал.

…Дима купил в кособоком магазинчике бутылку воды. Вышел, закурил. В раскаленную машину лезть не хотелось. Присел на парапет. Задумался.

Пока что командировка выходила точно в соответствии с теоремой Стокмайера: «Если кажется, что работу сделать легко, то будет непременно трудно».

Все неладно. Автор письма в газету мертв. Родители погибшей молчат. Хозяева пляжа, где случилась беда, нахально утверждают: их вины в том нет. Свидетелей толком тоже нет.

Поневоле вторую часть теоремы Стокмайера вспомнишь: «Если на вид работа трудна, то выполнить ее абсолютно невозможно».

И все же Дима сдаваться не собирался. Однако планы на сегодня слегка изменил.

* * *

Двор дома, где некогда проживал пенсионер Крамаренко, оказался на этот раз абсолютно пуст. Единственная, очень древняя, старуха на лавочке восседала. Подставила морщинистое лицо солнцу, редкие зубы в ярких лучах совсем черными кажутся. И бормочет что-то про себя. Журналист подошел поближе, не без труда разобрал: «Думали: я? Я следующей буду? А шиш вам! Не дождетесь!»

Вот сразу и тема для беседы появилась. Приблизился к бабке, гаркнул в самое ухо:

– Когда Крамаренко-то хоронят?

Древнее создание с неудовольствием оторвалось от своих медитаций. Неприязненно взглянуло на Диму. Буркнуло:

– Чего орешь?

Он безропотно понизил голос и повторил вопрос.

– Што-што? – приложила руку к уху бабуся.