Небесный шторм

Она уже открыла рот и вдруг заметила на дальней стороне подъездной дорожки невзрачный бордовый седан. Переднее окно машины было открыто. Человек, сидящий за рулем, курил сигарету и мрачно смотрел ей в глаза. Смотрел чревато, без отрыва, исподлобья. Так смотрел, что мурашки поползли по коже. Возникло ощущение, что сейчас он достанет автомат и начнет крошить всех подряд и Жаклин тоже. Таблички «Департамент защиты и безопасности обороны» на лбу у человека не было, но и без нее все было ясно.

И Жаклин, собравшаяся отказаться от интервью, передумала. Она любезно улыбнулась напирающей толпе, из которой продолжали раздаваться выкрики, и подняла руку. Гул затих. Защелкали камеры, вытянулись руки с диктофонами.

– Господа, не надо напирать, – улыбаясь, сказала Жаклин. – Я очень устала, но постараюсь ответить на все вопросы, если это не займет много времени. Задавайте по одному, не надо хором, – и презрительно покосилась на бордовый седан…

– Ну, ты, Варан, и законспирировался! – глушил треск вертолетного двигателя темноволосый крепыш в нелепом одеянии, напоминающем «рабочий костюм» бедуина. – Мы, конечно, рады, что ты нас помнишь, любишь и веришь в наши способности! Но откуда ты взялся, черт возьми? Шесть лет ни слуху ни духу – и вот являешься, как Христос! И опять продолжаешь шифроваться – нам даже поговорить с тобой не удалось! В самолете сидели раздельно, в Каире носились, как на урагане…

– А мне нравится это приключение! – хохотнул сравнительно молодой мужчина – худощавый, с тонкими чертами лица, одетый в такие же сомнительные обноски (их натянули в спешке несколько минут назад). – С детства склонен к перемене мест! Я слышал, после перевода ты ушел из спецназа, Варан? Перебрался в «смежную» фирму? Бытовала молва, что ты уехал в Ливию и тебе так там нравится, что за уши не вытащить? Иначе говоря, ты уже другой?

– Сожалею, мужики, прежнюю версию уже не восстановить! – прокричал Рауль, широко улыбаясь. – Но я тот еще парень, в чем у вас будет возможность убедиться! Позднее обо мне поговорим – расскажу, что смогу! У вас-то все нормально? Чем занимаетесь?

– Да ничем! – захохотал худощавый. – Мы же военные! Ждем войны!

– Ты вроде жениться собрался, Геккон, – напомнил крепыш.

– Точно! – вспомнил спецназовец. – До брака осталось две недели жизни! Собираюсь провести их ударно, чтобы было, о чем вспомнить! А вот у Удава в семье намечается небывалый демографический взрыв! Он скромный, помалкивает! Было их двое, а станет как минимум четверо!

– Что значит, «как минимум»? – насторожился крепыш. – Не хочешь ли ты сказать, что мы кого-то пропустили?

– Ладно, мужики, заткнулись! – прокричал Рауль. – Похоже, нас скоро будут вытряхивать из этого корыта!

– Эй, подожди, Варан! – опомнился худощавый. – А где мы? Ну, на случай, если приземлимся по отдельности…

– Никакой «отдельности»! – засмеялся Рауль. – Обрати внимание – парашюта за спиной у тебя нет! Здесь голая пустыня! До Ниязии, где у меня имеется заточка, шестьсот верст! Там и отдохнем! Увы, мужики, восточнее Ниязии никого не знаю! Но как-нибудь справимся, дойдем!

– Дойдем! – поразмыслив, согласился крепыш. – До Берлина дошли, неужели до какой-то вшивой Ниязии не дойдем?

Древний вертолетик «Белл» дрожал и трясся, как осиновый лист на промозглом ветру. Освещение в замусоренном салоне окончательно садилось. Одна из лампочек погасла, последняя как-то жалобно моргала. Но лица товарищей он пока различал. Похоже, эти двое относились к «командировке» как к забавному приключению. Капитан Серега Болтунов (боевое погоняло – Удав, тогда он только мечтал о четырех звездочках) обильно потел, но он всегда потел – даже если не волновался, – организм такой. По сухощавой физиономии Димки Грачевского (по аналогии – Геккон, в силу юркости и нежелания находиться на одном месте) носились смазанные тени. Но Грачевский улыбался, причем улыбка не выглядела натянутой. «Доулыбаемся», – мелькнула беспокойная мысль. Впрочем, Рауль ее быстро прогнал. Команда отличная, сомнений нет. Время на таких не действует. Он прекрасно помнил, как в 2001-м в «битве» под Самашками безусый выпускник Рязанского военного училища Грачевский вытаскивал его, раненного в ногу, из боя. А Болтунов в это время утюжил из пулемета позиции «духов», а когда кончились патроны, лично задушил двоих – одновременно ногами и руками, – после чего к нему, собственно, и прилипла кличка Удав. А потом в горах под каким-то «юртом», когда их сбросили неудачно (наводчик ошибся с координатами), отступали в лес, прикрывая друг друга, положив при этом дюжину бородачей. Неделю отсиживались в чаще, совершая партизанские вылазки. Сжималось кольцо окружения, боевиков свозили на грузовиках, а спецназовцы до последнего резались в «Тысячу» крошечными сувенирными картами. А когда оставили с носом Болтунова, похихикали, дружно выбрались из оврага и так ударили по кольцу, что оно треснуло и рассыпалось…