Так что они вполне были готовы к неравному бою с превосходящими русскими истребителями. Но немецкие штрафники решили дорого продать свои жизни. Закипел жестокий и исступленный воздушный бой. Обреченные «чернорабочие войны» не сдавались. Воздух рвали в клочья бешено вертящиеся лопасти винтов и пулеметно-пушечные очереди. Перегрузки давили на грудь многотонной тяжестью. И тем не менее немецкие штрафники именно сейчас и именно здесь чувствовали себя самыми свободными людьми на свете. Правда, за ощущение свободы они заплатили собственными жизнями – что ж, таков их горький удел. Даже на фоне всех несправедливостей войны их судьбы были просто исковерканы нелюдской подлостью «сверхчеловеков»…
Майор Герман Вольф решил проявить хотя бы к этому бедолаге минимальную справедливость. Выслушав рапорт уцелевшего пилота-штрафника, офицер похлопал его по плечу:
– Ruehrt Euch, Landser! – Вольно, земляк! – так называли друг друга немецкие пехотинцы. В среде штрафников такое обращение, без чинов и званий, которых они были лишены, тоже прижилось.
Пилот-штрафник поначалу оторопел от такого обращения.
– Nein, герр офицер. Виноват… Осмелюсь доложить…
– Я тебе как старший по званию офицер приказываю: сейчас идешь в столовую и наедаешься до отвала! Скажи küchenofficier – старшему по кухне, что я приказал. Вечером после полетов жду тебя в своем блиндаже.
– Яволь, герр майор!
Вечером, после отдыха, пилот-штрафник явился в блиндаж к майору Вольфу. И снова вытянулся во фрунт на пороге.
– Ruehrt Euch! – повторил Вольф свою недавнюю команду. – Присаживайся к столу, выпьем. «Darnach der Mann geraten, wird ihm die Wurst – gebraten. – Каков человек, такую ему и колбасу»[63]
.Глухо звякнули наполненные спиртом кружки, Вольф по старой, еще сталинградской, штрафной привычке закусил с ножа куском тушенки прямо из банки. Пилот-штрафник положил несколько кусков копченого сала на черствый черный хлеб.
– Dieser tapfere Kämpferefürchtetesich vor keiner Gefahr. – Этот храбрый боец не боялся никакой опасности, – произнес ставшую уже ритуальной фразу Герман Вольф. Такой же ритуальной, как и грустная песня «Ich hat ein Kamerad» – «Был у меня товарищ», под нее традиционно проходили немецкие похороны на передовой.
Еще после пары стаканов немецкого пилота-штрафника, что называется, «повело». Спирт развязал язык. «Wutmilch» – «Молоко ярости», как называли спиртное немецкие солдаты, подействовало.
– Осмелюсь доложить, герр майор… Вы не такой, как все! Обычно фельдфебели нас с дерьмом смешивают, не говоря уже об офицерах! – Он упер тяжелый, исподлобья, взгляд на сидящего напротив майора.
Но тот оставался спокоен. Как говорится: «Ein finstrer Blick kommt finster zurück – Мрачный взгляд в ответ на мрачный взгляд».
– Я тоже когда-то был штрафником. И не пилотом, нет, – воевал в пехоте под Сталинградом и чудом вырвался из этого ада на транспортном самолете. Сначала был «Der junger Dachs» – «барсучонком», «салагой». А потом, совсем скоро, превратился в «Der alter Fronthase» – «старого фронтового зайца». А там по-другому вообще было нельзя. Если продержался неделю-другую под русскими артобстрелами, среди тифозных вшей и клопов, то, значит, ветеран! «Кто, попавши в котел, свою лошадь не жрал, тот солдатской судьбы не видал!» – процитировал наизусть Герман Вольф. Штрафник Вольф. Сейчас у говорившего как бы и не было орла на форме и витых офицерских погон на плечах… Сейчас перед пилотом-штрафником предстал такой же, как и он сам, человек с исковерканной судьбой. – «Ich hat ein Kamerad»… Был у меня товарищ, все называли его просто – Старик. Он был учителем – раньше, до войны и всего этого кошмара… Старик. Только перед смертью я узнал его имя, настоящее имя – Густав Мюллер. Но что это уже могло изменить? Он умер у меня на руках. Близкий разрыв снаряда – и все. Ich hat ein Kamerad… Выпьем! Ost und West, daheim das Best – восток ли, запад ли, а дома лучше – так гласит старая немецкая поговорка.
Совсем близко раздались взрывы – русские вновь начали обстрел. Вот поэтому Герман Вольф, как и многие немецкие офицеры и солдаты, предпочитал блиндажи и землянки обычным домам. Из щелей между бревнами посыпалась земля, замигала висящая на проводах лампочка. Погасла. Видимо, осколки перебили питание. Выругавшись, Герман Вольф зажег карбидный фонарь.
– Verfluchtische «Nachtihexe»! – Проклятые «ночные ведьмы»! – снова выругался Герман Вольф. По ночам русские легкие бомбардировщики – бипланы По-2 – совершали «беспокоящие налеты» на немецкие позиции.
Взрывы прекратились так же внезапно, как и начались.
Вскоре послышалось тарахтенье моторов. В блиндаж вошли несколько эсэсманнов во главе с гауптштурмфюрером.
– Хайль Гитлер!
– Хайль! – Майор Вольф поднялся из-за стола. – Приветствую вас, господа. Герр гауптштурмфюрер, чем могу быть полезен?
– Мы пришли за этим вот трусом и негодяем! А он еще и чертовски пьян! Verfluchtische Strafschutze! – Проклятый штрафник!