Неблагая

Стискиваю зубы. Вечная беда с этим прозвищем, но оно мне нравится. Однако меня не устраивает, с каким презрением его произносит Рейз.

— Я, может, пытаюсь обновить образ.

— Столько усилий — и все ради меня? Я польщен, Исилия.

Он говорит это с ухмылкой и таким тоном, что я тут же жалею о раскрытии своего полного имени. Либо к нему очень быстро возвращается хорошее настроение, либо он нарочно меня провоцирует.

Не успеваю я огрызнуться, как между нами встает Олани.

— Рейз, веди себя нормально. Лошади выдержат нас четверых, но придется делиться. До ближайшего города несколько часов пути. Переночуем, сделаем запасы… — Она оглядывает нас с сестрой; черное платье Исольды выглядит приемлемо, а вот мои вещи порвались, испачкались и безобразно обгорели. — …и, может, купим новую одежду для подменыша.

На лошадей придется садиться по двое, и Рейз с Олани, конечно, слишком тяжелые, чтобы ехать вместе, так что…

Ну что ж.

Исольда вскакивает на коня Олани быстрее, чем я успеваю вставить хоть слово. В результате я оказываюсь на кобыле Рейза, втиснувшись между лошадиной шеей и его мощной грудью, а его руки прижимают меня с обоих боков.

Рейз и лошадь тоже, кажется, не в восторге.

— Я предпочитаю узнать девушку получше, прежде чем с ней тискаться, — сообщает Рейз, когда лошадь трогается с места. Я его не вижу, но вполне представляю себе такой же гнев в его взгляде, который я видела, когда он принимал условия Исольды. Быстрая смена тона кажется притворством. Зачем он делает вид, что не сердится? Какие шутки в такой момент?

— Мы можем ехать молча, — бросаю я; если он думает, что я не считываю язвительность в его показной вежливости, то пусть подумает еще раз.

— Можем, — соглашается он. — Но так время пролетит быстрее.

Я не отвечаю.

Вскоре мне начинает казаться, что еще немного времени в тесных объятиях Рейза — и я закричу. Мне и в благоприятных условиях не нравится, когда меня трогают, а если учесть, что с каждым шагом лошади обожженные руки горят все сильнее, то вообще невыносимо.

Мучителен не только физический дискомфорт, но и чрезмерная, всепоглощающая близость парня, отношения с которым лучше всего описать как «пока что друг друга не поубивали». Нужно подумать о чем-нибудь постороннем. О чем угодно.

— Что ты вообще там делал прошлым вечером? — бурчу я. Он, похоже, не больше нашего знал, за чем охотился, но какова вероятность, что в поместье с сотней комнат мы могли оказаться за одной и той же запертой дверью в поисках одних и тех же сокровищ? Думаю, он осведомлен лучше, чем показывает.

Ответа не следует, и мне даже кажется, что Рейз не слышал мой вопрос. А может, решил меня игнорировать. Потом он говорит:

— В основном знакомился с симпатичными девушками.

Чтобы взглянуть ему в глаза, нужно повернуться всей болящей шеей, так что я просто смотрю между лошадиных ушей.

— Я серьезно.

— Я тоже.

Как же этот тип бесит. Если он пытается показать, что может отмахнуться от любого вопроса или попытки завязать беседу, или иронично намекает, что я инициирую беседу после того, как сама его резко заткнула, то у него получается.

— Забудь, — ворчу я.

Его это вроде бы обижает.

— А ты там чем занималась, подменыш?

— Не называй меня так. — Я пропускаю вопрос мимо ушей.

Пауза затягивается, потом он фыркает:

— Если я не могу называть тебя так, и «Сили» тоже нельзя, то как же мне к тебе обращаться?

— А как насчет вообще со мной не разговаривать?

— О, но ты сама начала разговор, Исилия.

Права была Исольда. Полным именем меня звала только мама и только если я провинилась. И пусть от Рейза оно звучит не настолько опасно, как в устах фейри, я все равно зря его назвала.

— Так еще хуже, — сообщаю я.

Мы оба сдаемся. Склон, по которому мы поднимаемся, становится круче, лошадиные копыта все сильнее скользят по каменистой дороге. Я неопытный наездник и понимаю, что делаю все неправильно, но как надо — я не знаю. Я напрягаюсь, пытаясь как можно дальше отодвинуться от Рейза, для чего приходится задействовать мышцы, о наличии которых я даже не подозревала.

Я качаюсь в седле, пытаясь балансировать за счет своего веса, но в итоге настолько смещаюсь, что теряю равновесие, раскидываю руки в стороны, чтобы удержаться, и тут у меня все внутри переворачивается, потому что я падаю.

И слышу собственный крик.

Однако я не сваливаюсь под копыта, а просто повисаю, застряв под неудобным углом, пока мои измученные мышцы не сдадутся. Лошадь прядет ушами, возмущаясь моей неуклюжестью, а я пытаюсь вцепиться в ее шею, но каждое движение лишь усугубляет ситуацию.

И когда мне кажется, что я вот-вот свалюсь в грязь, Рейз крепко обхватывает меня и сажает на место. Каждый ожог вспыхивает болью, но я чувствую облегчение, так что позволяю себе прижаться к нему, потому что от усталости и страха просто не могу сопротивляться.

— Постарайся не умереть, пожалуйста.

Рейз почти прижимается ртом к моему уху, и я не могу понять — в его голосе звучит нежность или сдерживаемое раздражение.

Я вымоталась, я ничего не соображаю, и слова только усугубляют боль, от которой я уже совсем не могу отвлечься.

— Оставь меня в покое, Рейз.