Неблагодарная чужестранка

Психиатр работает с напускной серьезностью, наигранным участием и стандартными вопросами. Не позволяет себе никаких непроизвольных жестов. Разыгрывается слаженная пьеса, не обремененная языковыми ухищрениями и жестами. Так душу можно водить, как машину. Заехал в тупик — сдавай назад. Лишь когда звонит телефон и детский голос в трубке кричит «Папа», у психиатра появляются человеческие черты, он весело смеется и лепечет:

— Мой милый!

Потом снова становится пустой плоскостью, на которую пациентка может проецировать все, что ей надо. Уловка явно срабатывает, она говорит:

— Я чувствую, что вы меня понимаете.

И сразу требует:

— Вылечите меня.

Сидя рядом с ней, испытываю стыд, что отношусь к тому же полу. Напротив нас — стена из четырех мужчин: рядом с главным психиатром — три молодых ассистента, прилежно ведущие свои записи, вторгающиеся во внутреннюю жизнь этой женщины, чтобы разобрать ее на составные части. А позже посудачить о ней на профессиональном жаргоне.

Когда пациентка признается, что у нее не хватило смелости совершить самоубийство, психиатр советует ей и впредь сохранять это хорошее качество.

— Можете дать мне слово, что не станете калечить себя в стенах нашей клиники?

Они торжественно пожимают друг другу руки через стол. Это ритуальный жест в общении с потенциальными самоубийцами. Так заключается пакт с жизнью, пациентка повышается в ранг партнерши, с которой заключили соглашение, ее «я» берет на себя обязательства. Самоубийство становится нарушением договора.

Тут психиатр произносит слова, более действенные, чем любой договор:

— Я напишу в миграционную службу, что вы находитесь в острой фазе и можете причинить себе вред. Медикаментозная стабилизация займет несколько недель. А пока вы нетранспортабельны.

Пациентка рассыпается в благодарностях. Психиатр наводит ее на антиреволюционную мысль, которую считает здравой и соответствующей действительности:

— Вы ищете справедливости, но ее в этой жизни нет. Вы же знаете, что случилось с пророком, избравшим путь истины.

* * *

В парке не действует ни закон джунглей, ни право сильнейшего и его угроз. Здесь ни к чему важничать, повышать голос и выдумывать подлые тактические приемы, чтобы чего-то достичь. Достаточно просто добросовестно выполнять собственную работу. Не надо ежедневно преодолевать сотню изменяющихся препятствий. От этого явно притуплялись инстинкты, люди казались мне вялыми, и это в очередной раз доказывало уютную цивилизованность здешних мест. Предохранители почти никогда не перегорали, только у тела и души. Тогда люди выгорали от сплошного предохранения.