— Мы делим хлеб, разве нет? Ты пригласила меня в свой дом. Я очень могущественный волшебник. И, возможно, смогу тебе помочь, — промурлыкал он. — Может, я и есть Мерлин. Никогда не знаешь наверняка.
— Ты — он?
Он фыркнул.
Она закатила глаза. Взяв ломоть хлеба, она разорвала его пополам и окунула кусочек в жидкость, впитывая то, что, в основном, было водой. После долгого размышления, она, наконец, заговорила.
— Его зовут Маркус. Он бросил меня, чтобы уехать в Америку. Сказал… что напишет мне, как только приедет.
— Но так и не написал?
— Письмо действительно пришло.
— О?
Она сделала паузу. Раздумывала продолжать ли говорить ему правду. Пожав плечами, она, казалось, решила, что это никак не навредит.
— Письмо было подписанным контрактом о продаже этого дома и нашей собственности Мистеру Родерику Тэйлору, человеку, что живёт дальше по дороге, — она съела кусочек хлеба, после того, как она закончила жевать, ее голос был деловым и холодным.
— В нем не упоминалось обо мне.
Он рассмеялся.
Под ее пристальным взглядом он проглотил звук и сделал все возможное, чтобы застенчиво улыбнуться.
— Это не смешно.
О, теперь она разозлилась. Ее глаза загорелись, как угли — не в буквальном смысле, хотя, в них, должно быть, была вся ее энергия, — и она сердито на него посмотрела, как раздраженная домашняя кошка.
Пытаясь сдержать улыбку, он решил… она ему очень нравится, когда злится.
— Нет, нет. Прости. Это не смешно. Я просто рассмеялся над участью тех из нас, кто может подключиться к незримому миру, мы, как правило, несмотря на всю свою силу и знание, оказываемся бездомными.
— Какая сила? Какое знание? — она обвела вокруг комнату. — Моя тетя Марджери творит чудеса. По сравнению с ней я — ничто.
— Она научила тебя?
Ее рука потянулась к подвеске, которую носила, рассеянно коснувшись грубо вырезанной фигурки.
— Она вырастила меня.
— Почему бы не пойти к ней?
— Хоть и заманчиво предать себя могилки, но я ещё не готова, — она пронзила вилкой кусочек курицы в своем рагу. Немного сильнее, чем надо бы. Она все ещё злилась, и ему хотелось разворошить угли и превратить маленький огонек в пеклище.
Улыбаясь, он вернулся к своей еде.
— Этот… Родерик. Он владеет твоим домом, твоими землями и этим жилищем. И все же ты здесь. Почему?
— Он дал мне месяц, чтобы собрать вещи и уехать. Это было неделю назад.
— Я вижу, — промурлыкал он. — Ты могла проклясть его. Поразить оспой.
Эбигейл грустно рассмеялась.
— Нет. Он не плохой. человек. Это не его вина.
— Когда на это вообще смотрели? — он погрозил ей вилкой. — Если у тебе есть способности избавиться от него и от своего затруднительного положения, используй их. Прокляни его всем, чем сможешь. Потребуй, чтобы сами Туата Де Дананн пришли и разорвали его на части, если тебе нужно. Съешь, — он вдавил кусочек картофеля в тушеное мясо, — или будь съеденным.
Мгновение Эбигейл задумчиво его изучала, затем выдохнула.
— Я недостаточно сильна, чтобы навредить ему.
— А ты пробовала?
— Что ж, нет.
— Тогда ты не можешь этого знать, — он съел картофелину. — И оправдыватся.
Выражение ее лица было непроницаемым. Наложенные им на вино чары действовали. Теперь она разговаривает с ним спокойно и без колебаний. Этого недостаточно, чтобы заставить ее исполнять его приказы, но достаточно для того, чтобы она могла игнорировать всю странность ситуации.
— Ладно. Я не хочу вредить ему, — наконец, ответила она, четко рассудив правду в своем разуме. — У Мистера Тэйлора есть семья. Жена и трое детей. Он сможет использовать эту землю. Я… я же сама по себе.
Интересно.
— Значит, у тебя нет семьи?
— Никого.
— И ты вот — вот все потеряешь?
— Да.
— А почему этот человечишка бросил тебя? Ты достаточно привлекательна, — он улыбнулся, когда она усмехнулась так, как это делает женщина, когда ее хвалит старик, — Ты приличный повар, и твой дом в прекрасном состоянии для той, что живёт одна. Его беспокоило то, что ты ведьма?
Она заколебалась, на мгновение ее гнев вспыхнул, а затем он увидел, как этот гнев дал трещину. Он раскололся по краям, и, как бокал вина о камень, эмоции внутри нее не выдержали повреждений. Гнев уступил место печали, и она снова сосредоточилась на своем скудном ужине.
Возможно, она не скажет ему. Это предел силы вина. Но она сделала вдох, задержала его, выдохнула в долгим порывом и призналась ему, из — за чего ее бросили.
— Я бесплодна.
Он откусил немного хлеба, чтобы не загоготать. Бесплодна! Человеческая девушка не может иметь детей?
После долгой паузы, осознав, что смертная пристально на него смотрит, он кашлянул и проглотил кусочек хлеба, который жевал. Да, да. Он понял, что от него ждут, что он скажет что — нибудь по этому поводу.
— Мне очень жаль, что он не понимал, как удобно иметь женщину, которая не может родить ребенка.
Казалось, он сказал что — то не так. Ее гнев вернулся.
— Что, простите?