Кошусь на его руку, отдаленно вспоминая о том, что такое отцовская поддержка.
— Нормально.
Заметив мой взгляд, убирает её в карман.
— Я созванивался с твоей мамой. Она волнуется. Приехать не смогла, так как только позавчера уехала в командировку. Пытается взять билеты обратно, но пока суть да дело… — Я в курсе, мама говорила об этой поездке, — Я ей сказал, что у вас всё под контролем. Тимур мне все рассказал. Но если что-то нужно будет, дай знать. Я пока буду здесь в городе.
Хочется бросить в него его же фразой о том, что он не будет искать адвоката, если я куда-то вляпаюсь, но я не делаю этого.
— Что говорят врачи по поводу зрения Лизы? — спрашиваю то, что волнует больше всего.
— Что с вероятностью в девяносто процентов ей нужна будет новая пересадка. Те лекарства, что ей сейчас капают играют против нее.
Киваю, а перед тем, как уйти, встречаюсь взглядом со стоящей у окна коридора Лидией.
Она смотрит на меня с ненавистью. Я отражаю её десятикратно. Ничего не сказав, разворачиваюсь и ухожу.
43. Лиза
«Лиз, я запрещаю тебе расклеиваться. Слышишь? Я с тобой, и хоть еще не говорил тебе этого, но я тебя люблю, стесняшечка. Пиздец как сильно. Тебе кажется, что случилась катастрофа, но это не так. Держись, моя девочка. Я сделаю всё, чтобы как можно скорее оказаться рядом».
Я лежу, застыв и слушаю неизвестно откуда взявшийся голос Максима.
Запись начинает воспроизводиться во второй раз, но на середине обрывается. Судя по звукам, кто-то подошел и отключил её.
Поворачиваю голову налево.
— Мама?
— Доброе утро, — звучит недовольно.
Вероятно, это чувство у неё вызвала запись.
— Включи еще раз.
— Зачем? Не думаю, что это пустословие стоит твоего внимания.
— Я сказала — включи, — требую, снова улегшись прямо.
Внутри меня выжжена дыра. Я проснулась полчаса назад, но сил на какое — либо движение не нашла. Даже не физических, а моральных. Макс — неизвестно где и как. Я — здесь, снова в ненавистной повязке и ничего не вижу. У меня сломана рука и болит бедро.
Я будто оказалась в какой — то прослойке атмосферы, окутанной безнадежностью. И тут, сквозь эту безнадежность внезапно пробился голос Макса. Как лучик света. Как нечто, что дало мне силу, а главное желание — выплыть из этой прослойки и вернуться в себя.
— Лиза…
— Дай телефон, — протягиваю руку и шевелю пальцами, давая понять, что я жду.
— Обойдёшься! — мама отходит, и я слышу, как ударяет им по какой — то поверхности.
Бессилие, что все это утро окутывало меня коконом вдруг начинает трансформироваться в тихую злость.
— Я тут ищу где денег взять тебе на операцию, а ты думаешь только о мальчишке, которого вчера привели в сопровождении полицейского. Бессовестная! Из-за него все это произошло, а ты все никак успокоиться не можешь. Вот где мне брать деньги? Я еще за прошлую операцию кредит не выплатила. Борису тоже не дадут, потому что, как оказалось, он не так давно заложил дом, когда покупал какие — то там картины. Где мне теперь их искать, Лиза?
— А ты не ищи, — выдавливаю сквозь плотно сжатые зубы. Потому что из всего сказанного я услышала только то, что Максим приходил сюда. Не знаю как, но приходил, а это самое главное, — Я лучше буду слепой. Уже привыкла. Главное, чтобы меня потом не попрекали в том, что я требую слишком много денег и внимания.
— Это что за разговоры? Совсем уже умом тронулась?
Мама что — то еще говорит, но я перестаю слушать этот монотонный шум. Отворачиваюсь к стене, чувствую, как по щекам текут слезы.
— Уходи, мама, — прошу, понимая, что выдерживать её присутствие у меня нет никаких сил.
— Что ты сказала? — с неверием переспрашивает она.
— Я сказала — уходи! Я устала от тебя. Прости, но я больше не могу жить так, словно я тебе всю жизнь обязана за твою заботу и материнскую любовь. Если она так дорого стоит, то она мне не нужна. Лучше я буду одна!
— Да как ты смеешь мне такое говорить, неблагодарная? Я тебя воспитывала, хочу, чтобы ты была счастлива, а ты…
— Здра-а-а-асти, — тираду мамы неожиданно прерывает бодрый мужской голос. — Что за шум, а драки нет?
— Вы кто? — слышу, как опешивает мама.
— Друг. Брат. Всё и сразу. Спишь, Лизка? — кровать прогибается от тяжести тела Дана.
Отрицательно мотаю головой, испытывая неподдельное облегчение от того, что он здесь и мне не придется дальше выслушивать обвинения в свой адрес.
Быстро стираю со щек выступившие слезы и чувствую, как его пальцы сжимают мои.
— А я тебе вкусняшек принес. Тебе же можно?
— Да.
— Не против, если мы тут пообщаемся? — обращается к маме.
— Вообще — то против. Я Вас не знаю.
— Ну так я и не к Вам пришел. Лиза меня знает очень хорошо.
На то, чтобы уйти у мамы уходит несколько секунд. Только после того, как за ней закрывается дверь я могу выдохнуть скопившийся в легких воздух.
— Привет, — пытаюсь улыбнуться, — спасибо, что пришел.
— Ты чё это удумала себе очередной внеплановый отдых устроить? — Дан встаёт, и я слышу, как притягивает к кровати стул.