Небо для талисмана

- Так вот, дорогой друг, что касается Великого Равновесия, - внезапно молвил он, поднимая взор на аккерийца. - Я знаю, так бывает чрезвычайно редко, но бывает: когда жизнь не имеет просвета; когда она состоит из одних только черных дней; когда и надежда на лучшее, не получая и малого подтверждения, гаснет, гаснет... пока не исчезнет бесследно... И наоборот: лишь невинные белые облачка изредка омрачают ясную погоду жизни баловня богов. Он счастлив, хотя и не желает того признать - на лице его печать скуки и грусти, но не надо этому верить, потому что он и сам в это не верит. Он так убежден в благосклонности небес к его милой жизни, что маска сия всего-то дань им, высшим, нечто вроде жертвоприношения... Мол, я слаб и ничтожен, и нахожусь в вашей власти, и понимаю это, а посему не оставьте меня в ужасном жестоком мире одного; помогайте мне; смотрите на меня; любите меня всего, любите меня всегда и ни в каком случае не переставайте меня любить... Ну, так или примерно так... Вот те исключения, когда Великое Равновесие не проявляется никак, и, мне кажется, друг, се тоже есть коварство Зла...

- Но ведь вторая жизнь счастливая, ты сам сказал, - Дигон, который все это время с энтузиазмом молодости поглощал вторую миску лапши, забрав её с половины купца, на миг прервал трапезу, чтобы с удивлением посмотреть на собеседника.

- Хм-м, дорогой друг... Вечное счастье, представляется мне, родом как раз из царства Бургана... Человек может не осознавать того, довольный ровным течением своего существования, но на деле именно так и есть...

- Не встречал я ещё парня, которому бы нравилось страдать...

- Есть и такие, - усмехнулся купец, - Но я не о них. И не о страдании вообще. Я о том, что в любой жизни - и твоей и моей, и каждого - должно всенепременно присутствовать Великое Равновесие, дабы можно было понять чужое горе, простить чужую ошибку и прочее... Иными словами, дабы жить среди остальных людей праведно - конечно, насколько позволяет натура. Впрочем, я знаю точно - и натура имеет прекрасное свойство подвижности, и со временем приобретает новые черты, успешно избавляясь от некоторых лишних прежних... Но сие был бы очень долгий разговор, Дигон... Давай остановимся на общем нашем убеждении о необходимости наличия в бытие Великого Равновесия...

- Давай, - согласно кивнул капитан, приступая к телятине.

- Итак, течение моей собственной жизни - благосмиренной, ровной, и, в общем-то, вполне счастливой - неожиданно повернуло вспять. (Дальше я буду только рассказывать, что произошло, а оценивать предоставлю тебе, поскольку я могу, сам того не желая, ошибиться и направить мысль твою по ложному пути...) Спустя полтора года после той истории с пастушкой и овцами от внезапной болезни умер мой старый друг. Я знал его с детства, которое ныне кажется мне таким далеким, что я уж сомневаюсь, был ли я когда-либо ребенком вообще... Но я отвлекаюсь, прости меня... Упоминал ли я о том, что жил мой друг в городе Шамаре, что в славной Канталии? Нет? Увы, увы... Расстояние порою разрывает наикрепчайшие узы... Так и мы с ним - не виделись без малого пятнадцать лет. Но все это время я получал от него весточки, и сам отвечал ему... Я знал, что живет он один в огромном доме как и я, пока не появился мой Виви. Также я знал, что в Танасуле - этот город тоже находится в Канталии - у него есть сестра, а у той - дочь. Как-то раз, за несколько лет до его смерти, мне привелось увидеть и ту и другую: по своим торговым делам, кои шли тогда не слишком удачно, я заехал в Танасул и там навестил их. Сестра его оказалась чудесной женщиной, но строжайших - строжайших! - правил... Признаюсь тебе, что, проведя с нею один лишь вечер, я не чаял поскорее уйти, и только маленькая Данита существо прелестное, милое и живое - скрасила мое пребывание в этом доме. Она не отходила от меня, все ластилась, показывала слепленные ею из глины смешные фигурки и трепала мои тогда ещё густые волосы частым своим гребнем... Известие о печальном конце моего друга - а надо сказать, что болезнь его поразила пренеприятнейшая, что-то вроде тропической зеленой лихорадки - заставило меня бросить все дела и поехать в Шамар. Но, к несчастью, я прибыл поздно: дом его был уже продан, а имущество разобрано за долги, коих у него оказалось достаточно. Там же, в Шамаре, я увидел и Даниту. Мать её умерла незадолго до смерти дяди, и девочка осталась совершенно без средств. Конечно, я взял её с собой. Она помнила меня, и с великой радостью согласилась последовать в Иссантию с тем, чтобы стать моей дочерью. Таким образом и страданье мое по поводу потери старого друга завершилось неожиданно счастливо: кроме сына у меня теперь была и дочь. Видишь, как ревностно стерегла тогда удача мои ворота? Я привез девочку в Иссантию, познакомил её с Виви. О, Дигон, они очень понравились друг другу! Мальчик подарил ей краба, которого сам выловил в море, и который оказался странной породы - он мог жить и в море и на суше одинаково легко...

- Плипсо?