Небо для всех

Уже при въезде в усадьбу, Лиду укачало. Не то выпитое шампанское, не то просто усталость. Попросили извозчика остановить. На вопрос Васильева о самочувствии, Лида жестом показала, чтобы мужчины шли в сторону. И они с Кузминским прошли мимо пруда и свернули в сад. Кое-где на ветках ещё оставались яблоки. Васильев подпрыгнул и схватил одно, потом другое, третье. Яблоки были крепкие, пахучие. Казалось, что всё тепло, что грело их летом, осталось под полосатой кожицей в соке и аромате заморского штрихеля. Утренний туман покрывал сад и дорогу, превращая окружающий пейзаж в подобие ученического рисунка акварелью.

– Едет кто-то, наверное, к почтовому послали, – сжав голос и закашлявшись от дыма папиросы, произнёс Кузминский.

Из-за поворота от конюшни выехала коляска, запряжённая мерином.

Друзья стояли у самой канавы. Но из-за тумана седоков было не разглядеть. Только когда коляска почти поравнялась с тем местом, где стояли друзья, Васильев и Кузминский различили на козлах кучера Адриана, а на задней лавке силуэт доктора Маковицкого. Сидящий рядом был укутан шарфом. Лишь на миг Васильеву показалось, что он заметил знакомую по портретам бороду и высокий лоб. Но лишь на миг.

Глава восьмая Тифлис

В Ясной поляне Васильевы прогостили недолго. На следующий день в усадьбе поднялся переполох из-за исчезновения графа, его дочери Александры Львовны и доктора Маковицкого. Ни о какой поправке здоровья речи уже не шло, и Кузминский, извинившись перед другом, уже за завтраком предложил «как можно скорее покинуть этот сумасшедший дом, пока безумие дяди не перекинулось на остальных».

– Я смотрю, этот писательский сплин заразен. На что уже Сашенька разумная женщина, но и она поддалась на отцовские подначки и теперь вместе с несчастным доктором трясётся в каком-нибудь вагоне, следующем в неизвестном направлении по прихоти взбалмошного характера старого человека.

– Может быть, оно и к лучшему, – сказал Васильев, когда через час они уже сидели в закрытом экипаже, направляющемся к станции, – Мой «Bleriot» сейчас в Баку. Я думал принять участие в тамошней авиационной неделе, но вместо этого поехал к тебе. Теперь ещё можно успеть на последний день. Я телеграфирую организаторам, пусть готовят аэроплан к полёту.

На вокзале в Ростове-на-Дону Кузминский купил газету и прочёл вслух: «Уточкин совершил полет на «Фармане» при стечении до 20 000 народа, всех учащихся и большого наряда нижних воинских чинов. Авиатор поднимался 4 раза и летал до 10 минут»

– И вот ещё: «Ожидается прибытие знаменитых авиаторов Васильева и Кузминского, прошедших обучение в школе Блерио под Парижем. Васильеву принадлежит рекорд высоты полёта в тысячу метров во время авиационной недели в Нижнем Новгороде».

– Уточкин, – пробормотал Васильев, – я постоянно слышу эту фамилию. Он вечно оказывается передо мной в тех городах, где летаю я, да ещё и читает лекции для публики. Репортёры потом изводят меня вопросами: «А вот Уточкин сказал», «А вот Уточкин утверждает». Надо с ним, наконец, познакомиться.

Тридцатого ночью друзья прибыли в Баку, и в полдень Васильев уже поднялся в воздух.

За участие в первой кавказской авиационной неделе Александру Алексеевичу заплатили четыре тысячи рублей, которые он до копейки отдал своему другу Кузминскому на покупку нового аэроплана.

В Баку в последних числах октября было ещё тепло. По бульвару фланировали богатые господа в европейских костюмах со своими спутницами. Васильев с Лидой жили в «Метрополе» на Великокняжеской улице и приходили сюда на прогулку.

– Там Саша. Он машет нам, – Лида дотронулась до плеча мужа, засмотревшегося на Девичью Башню.

Васильев взглянул, куда показывала Лида и увидел Кузминского за столиком летнего ресторана. Он действительно махал им, приглашая. Когда они подошли, Кузминский представил плотного мужчину с крутым лбом, сидевшего рядом с ним.

– Прошу любить и жаловать, маэстро Уточкин Сергей Исаевич. А это, – Кузминский протянул в сторону Васильева открытую ладонь, – ваш теперешний соперник в небе Александр Алексеевич Васильев со своей супругой Лидией Владимировной.

Авиаторы крепко пожали друг другу руки. Уже через полчаса Васильеву показалось, что он знает Уточкина целую вечность. Они говорили на одном языке, они были увлечены одной страстью – полётом.

– Мне нравится ваш «Blerio», Александр. Если бы я не был охвачен мистической боязнью остановки двигателя в полёте, я летал бы на таком. А так надеюсь, в случае, если это произойдёт, спланировать на биплане.

– А почему так должно произойти? – удивилась Лида.

– Сон приснился. Два года назад. Приснилось, что лечу, вдруг глохнет мотор, и я разбиваюсь вдребезги. Да, такой яркий сон. Не поверите, проснулся от удара о землю, в холодном поту и возле кровати, бросился налить себе пива, а спросонья перепутал, хлебнул подсолнечного масла.

– Если полетите на «Blerio», Сергей Исаевич, ни на чём другом уже летать не сможете, – уверил Уточкина Васильев, – Управляемость, маневренность, скорость, наконец. Биплан такую никогда не разовьёт.