Небо и корни мира

Яромир не узнавал паренька, который в городе так смешил его своими усами на совсем детском лице и низким голосом. Это был молодой кочевник с суровым лицом, спокойный, привыкший к тяготам пути. Он шел пешком по песку, исполняя обет покаяния перед посещением святого. Из-за того, что почти все лицо Джахира было прикрыто бурнусом, его взгляд стал как-то особенно красноречив, но выражал только глубокую внутреннюю сосредоточенность.

На другой день они нагнали караван. Паломников было десятка три, и молодых, и старых: большинство мужчин, несколько женщин. Две из них ехали в паланкине, который нес на себе верблюд, их сопровождала охрана.

Паломники подозрительно рассматривали новых попутчиков: чужеземца и молодого хузари. Как должны были спутаться дороги, чтобы эти двое шли вместе?! Против того, чтобы Джахир с Яромиром присоединились к каравану, никто не возражал, но на них глядели кто с изумлением, кто с враждебностью, подозревая, что одной нитью связали их вовсе не силы света.

Джахир с облегчением чувствовал, как пустыня освобождает его от власти демона. Или, может быть, могущество Омира ослабевало при приближении к святому месту? Джахир все уверенней думал, что убьет его. А тогда – искупление вины, может быть, прощение? Он вернется к родичам и, призывая в свидетели святого шейха, расскажет, как убил демона. Все увидят, что Джахир не трус, потому что демон коварнее и страшнее обычных врагов.

Яромир на привале, трепля обалдевшего от жары и жажды Шалого по косматой морде, с кривой усмешкой тихонько говорил: «Понимаю, брат, худо тебе… Днем пекло, ночью стынь, а ведь еще обратно ехать придется. Ну, потерпи…»

Джахир почти не разговаривал с ним. Яромир тоже не трогал своего попутчика, понимая, что паренек держит пост и думает о душе. Он только сомневался: как бы Джахир не переусердствовал с постом (клин клином вышибают, и милое дело – мучить себя, если камень лежит на душе). Эта-то мысль и примиряла Яромира с тем, что его занесло в пустыню, где песок скрипит на зубах и ветер напоминает жар от костра. Когда он сам слег в лихорадке, Джахир без разговоров возился с ним – тоже, наверное, радости мало. «Вот и мы теперь должны за ним присмотреть», – шепотом объяснял Яромир Шалому.

Однажды заполдень, в тени навеса под барханом, Джахиру приснился страшный сон. Будто бы Омир, раненный в горло ножом, на свой лад ухмыляется ему: «Не бойся, я не ем детей!» И тут вдруг налетел горячий ветер, полный песка и пыли. Джахир проснулся и понял: будет хамсин.

Хамсин напомнил Яромиру вьюгу в степи. Горячий ветер, несущий песок, уравнял всех. Паломники, хузари Джахир, северянин Яромир, пес Шалый – все, переждав под своими навесами метель из песка, смотрели мутными взглядами и двигались как во сне.

Яромиру чудилось, что у него во рту такая же раскаленная пустыня, как и вокруг. Песок незримо тлел, как угли под пеплом. Даже не видя себя со стороны, Яромир понимал, что выгорел до черноты, не только снаружи, но и изнутри, и кругом него были такие же почерневшие, опаленные лица.

Когда караван пришел в оазис Семи источников, паломники поили верблюдов, пили сами. Яромир несколько раз окатил Шалого водой из колодца. Косматый пес устало и медленно встряхнулся, разбрызгивая капли. Влажная шерсть слиплась, и стало видно, какие впалые у него бока. Джахир, сняв бурнус, строго смотрел обращенным в глубь себя взглядом.

В оазисе возле могилы святого вместе с шейхом жило лишь несколько его учеников. Их пищу составляли дары паломников и плоды финиковых пальм, которые росли в оазисе сами по себе. Избегая всего мирского, шейх и его ученики не возделывали землю.

Паломники побогаче раскидывали привезенные с собой шатры поодаль от святого жилища шейха. Кто победнее, спали под простыми навесами прямо на земле, как устроились и Яромир с Джахиром.

Почти до самого вечера они пролежали в полусне. Только к вечеру, когда стало прохладнее, Джахир достал из дорожной сумки лепешки и сушеные фрукты. Большая часть всего, что они взяли с собой, ушла на подношение шейху. Джахир еще днем ненадолго отлучился, чтобы передать свой дар старшему ученику святого. У них с Яромиром теперь оставался только небольшой дорожный запас.

– Завтра шейх будет говорить проповедь, господин, – отчужденно сказал Джахир за едой.

Он уже успел спросить старшего ученика о том, правда ли у его наставника хранится кинжал пророка? Теперь Джахир знал, что кинжал здесь.

На другой день он слушал проповедь с таким чувством, как будто бы совершал молитву перед боем. Святой вышел из маленького простого шатра. Паломники, ожидавшие его, опустились на колени.

Белобородый святой с морщинистым, высохшим лицом говорил тихим голосом, тоже казавшимся каким-то сухим, подобным звуку, с которым перекатывается под ветром песок.