Небо и земля

Дверь была открыта, Лена ждала на пороге. После обычных приветствий вошел он с Тентенниковым в низкую комнату, увешанную выцветшими фотографическими снимками десятых годов. Большой портрет Глеба, нарисованный каким-то художником-летчиком, висел на широкой стене.

— Соскучилась? — спросил Быков, обнимая Лену. — А я-то сам тоже, словно двадцатилетний, — как только от тебя известий нет, сразу начинаю телеграммами донимать. Небось, целая пачка уже накопилась?

— Ждала, очень ждала, — медленно проговорила Лена. — Днем, на работе, обязательно кто-нибудь начинает расспрашивать или о Ване, или о тебе. Ну, о Ване-то и радио сообщало. А от тебя иногда ничего нет, и вдруг телеграмма за телеграммой: «Телеграфь здоровье», «Как Ваня?», «Где Кузьма?» — и так без конца.

— В театр звал — не ходила, — басил Тентенников. — В кино — только на хронику. Как с работы придет — сразу же за стол и целый вечер только и делает, что пасьянс раскладывает. Даже меня всевозможным карточным тонкостям выучила.

— А ты сразу жаловаться! — обидчиво сказала Лена.

— Нет, почему же жаловаться? — оправдывался Тентенников. — Просто рассказываю, как без него жила…

— Помыться бы с дороги! — сказал Быков, приглаживая ладонью седые волосы. — И потом поспать хоть часок.

Кто-то постучал в дверь настойчиво и торопливо.

— Кого еще несет нелегкая? — удивился Тентенников.

В комнату вошел юноша в модном широком пальто, в шляпе.

— Вы, собственно говоря, по какому делу? — спросил Быков.

— По срочному делу, — сказал юноша, протягивая Быкову удостоверение — синюю книжечку с золотым тиснением. — Я к вам за материалом.

— Пожалуйста! Гостям мы всегда рады. Только сегодня у меня мало времени…

— Он только что с дороги, — тихо сказала Лена. — Уж очень вы неожиданно пришли.

Молодой человек прищурился, покивал головой, словно все, что скажет Лена, он знал заранее…

— Я ненадолго к вам, товарищ Быков. Слышал, что вы только сегодня должны были вернуться из отпуска, и решил навестить вас именно теперь. Ведь вы человек занятой, в другое время вас никак не поймаешь, а мне обязательно в ближайшие дни надо сдавать материал в газету.

— А позвольте вас спросить, для какой газеты собираете вы сведения? — недоверчиво спросил Тентенников. — Я, признаться, до революции газетчиков боялся. Столько они о нас врали в давние времена… Поверите ли, недавно старые газеты перелистывал и такое о себе нашел, что диву дался. Особенно здорово было написано, как я в Индонезии летал, а там моей ноги никогда не бывало. До революции был во Франции, при Советской власти ездил в Германию, Италию, в Англию — в служебные командировки, а в Индонезию, извините, никаким ветром меня занести не могло. Целую неделю припоминал и только потом сообразил, что меня спутали с другим летчиком.

— Вас и товарища Быкова я давно знаю, даже статейку о вас несколько лет тому назад написал. Вот посмотрите, пожалуйста, — журналист протянул Тентенникову пожелтевшую газету.

Тентенников надел очки и углубился в чтение статейки о первых годах авиации, о смелых полетах над древними городами России.

Молодой человек искоса поглядывал на Тентенникова: плохо будет, если летчику не понравится статья, — тогда начнется длинный спор, и никаких сведений получить не удастся.

Быков сел на подоконник и взглянул вниз. Заводными игрушками казались автомобили, бесшумно скользившие по бульвару. Грозовое небо мутилось, как плохо промытое стекло, и тучи набухали с каждой минутой, будто тысячами насосов в них накачивали воду. А там, вдалеке, над громадой освещенных домов, бороздили вечерний простор ярко-желтые стрелы молний.

Он еще жил полнотой недавних страннических дней, когда вдалеке от проезжих дорог странствовал один по лесу. Рассказать бы теперь о пережитом за месяц Лене и Тентенникову, но незнакомый молодой человек сидит в комнате, и снова надо вспоминать давнее, полузабытое…

— Вы о чем, собственно говоря, хотели бы разузнать? — спросил он нелюбезно, стараясь как можно скорей отделаться от посетителя.

— У меня уже вопросы приготовлены. Только самые неотложные сведения. Я старался упростить вашу задачу. Наша газета хочет печатать больше материала об авиации, и я не могу обойтись без разговора с вами. Мы хотим рассказать современному читателю о судьбе первых русских авиаторов…

Молодой человек вынул из портфеля длинную алфавитную книгу и сразу же принялся за расспросы.

— Не знаете ли вы, какова теперь судьба Аванаса?

— Аванаса? — переспросил Быков. — Не помню, право.

— Что ты, Петя? — снимая очки и откладывая в сторону газетную полосу, сказал Тентенников. — Мы же с тобой его хорошо знали, если не путаю, он штабс-капитаном был, хороший мужик, компанейский, он очень тебя любил. Разбился.

— И в самом деле, вспомнил! — воскликнул Быков.

Человек, неожиданно появившийся в квартире Быкова со своим длинным вопросником, сразу почувствовал, что начинается серьезная беседа. «Это как в карты играть, — радостно подумал он, — сначала иного упрямца не уговоришь, а потом, как увлечется, ни за что от стола не оттащишь».

— А об Агаркове ничего не помните?