Айями пугали изменения, с ней происходящие. Она испытывала неловкость, а Веч, наоборот, довольно насвистывал, словно для него необузданность в постели являлась обычным делом.
Ему нравилось наблюдать за Айями. Однажды очнувшись ото сна, она поймала Веча за рассматриванием. Вот как эксперт по живописи любуется подлинником дорогой картины, так и Веч изучал лицо Айями. Она машинально потерла щеку.
- Грязная?
Он покачал отрицательно головой и ничего не ответил.
В другой раз Айями вынырнула из дрёмы, оттого что губам стало щекотно. И поняла: это Веч водит пальцем, прикасаясь с осторожностью. Айями взяла и укусила за палец, не размыкая век. Несильно прижала зубами, зато эффект оказался неожиданным. Веч сперва оторопел, а потом захохотал.
- Больно? - спросила Айями, испугавшись смелого порыва.
- Нет, - давясь смехом, Веч стиснул её в объятиях.
- Больше не буду, - повинилась Айями.
- Напротив, - ответил он весело. - Кусай, где хочется. Точи зубки на здоровье, - и опять засмеялся, сочтя сказанное удачной шуткой. - Ты ведь мехрем.
- Значит, мехрем дозволено кусать? - улыбнулась Айями.
- И не только. Мехрем и прикрикнуть может, если что не так. И сковородкой приложить, - ответил Веч и, заметив её изумление, пояснил: - Поэтому нужно всячески поддерживать хорошее настроение мехрем.
И подтвердил сказанное притворно тяжким вздохом.
Поддержание хорошего настроения Айями он видел, во-первых, в потаканиях капризам. Мехрем хочет встречаться в гостинице? Пожалуйста. Мехрем желает принять ванну? С удовольствием. Мехрем вспомнила о гулаб джамун*? Напекут целый противень.
Как ни странно, гостиничный номер стал зоной комфорта для Айями. Неприкосновенной территорией. Имитацией домашнего уюта. На удивление, стекла в номере не заиндевели в сильный мороз. Окно выходило на заснеженное поле. В мирное время напротив гостиницы располагался небольшой сквер, но в войну деревья вырубили, а от скамеек не осталось и воспоминаний. Лишь открытое заснеженное пространство с цепочками следов, возможно, мышиных или заячьих. За бывшим сквером кособочился разграбленный многоквартирный дом. Три этажа выбитых стекол и отсутствующих рам, проплешины в кровле. Удручающее зрелище. Айями предпочитала задергивать шторы, чтобы не видеть реалии послевоенного времени.
Веч с легкостью пошел навстречу её желаниям, и по завершению рабочего дня у крыльца ратуши ожидала машина. Вечерние встречи не афишировались, лишние свидетели не вовлекались. Веч садился за руль и подвозил к черному входу гостиницы. Хотя от кого прятаться? Кому надо, тот увидит. Достаточно внимательного взгляда дежурного в фойе ратуши или случайного столкновения с офицером, вывернувшим из-за угла в гостиничном коридоре.
Поначалу Веч предлагал подниматься в гостиницу с парадного входа, но Айями наотрез отказалась. И ведь смирилась с тем, что тайное когда-нибудь станет явным, однако ж, наивные уловки успокаивали. Веч не стал настаивать, но не замедлил сдать с потрохами. Откозыряв встречному лейтенанту, приобнял Айями и повел дальше по коридору. Тут и гадать не нужно о том, что забыла амидарейка в гостинице. Коли нет ни ведра, ни тряпки, значит, не поломойка.
Во-вторых, Веч считал регулярные подношения обязательным условием хорошего настроения мехрем. И чем дальше, тем непомерней становился размах подарков, доставляемых курьерами.
Айями чувствовала себя крайне неловко и пыталась втолковать, что материальная сторона вопроса её не волнует. Уговаривала и убеждала, и даже обижалась. Но Веч искренне не понимал причин для отказа.
- Мужчина весь день занимается делами. Возвращается домой уставшим и ждет внимания. А женщина задергана заботами по дому. Что получится? Этак она уснет в шаге от кровати, не говоря о том, чтобы приголубить мужчину, - объяснял Веч. - А подарки облегчают заботы, и у мехрем появляется свободное время для эчира*.
- А у тебя есть мехрем... там? - Айями мотнула неопределенно головой, не став уточнять, где находится "там". Поинтересовалась как можно равнодушнее, стараясь не показывать, что вопрос дался с неимоверным трудом.
- Да, у меня есть мехрем, - подтвердил Веч. Видно, хотел напустить загадочности, но, заметив в глазах Айями нечто, его испугавшее, поспешил пояснить: - Одна-единственная, и она здесь, в этой комнате. Думаешь, у мужчины столько мехрем, сколько пальцев, и даже больше? Это заблуждение. В Даганнии есть пословица: "Завел мехрем - протягивай ноги".
"Одна-единственная, и других нет!" - подпрыгнуло сердце и забилось учащённо.
- Вот поэтому я не хочу, чтобы ты протянул ноги, - ответила Айями, но её возражения были заглушены поцелуем Веча, посчитавшего разговор исчерпанным.
В другой раз он спросил:
- Хочешь серьги? А может, кольцо? Или браслет. Или монисто. Проси, что хочешь.
- Н-нет, спасибо, - промямлила Айями ошарашенно, и перед глазами возник образ Оламки, похвалявшейся драгоценными безделушками. - Зачем они мне? Надеть некуда, красоваться не перед кем. И люди не поймут.