Небо и земля. Том 2

- Не опоздаю. Всё идет по плану.

Веч, и правда, рассчитал распорядок дня поминутно. Успел без суеты и вздремнуть, и вымыться, и поесть. И Айями вдоволь потискал - зря, что ли, приехал? И вознамерился сопроводить до дома, как и прежде.

Возникшая было натянутость растаяла за трапезой. За окном день клонился к вечеру, и оттого Айями чувствовала себя не своей тарелке. Обычно ужин в гостинице начинался, когда на улице воцарялась темень.

- Когда уезжаешь?

- Тебя отвезу, и сразу же в дорогу, - сказал Веч, уминая жаркое.

Хотя он и заявил: "у меня всё на мази, можно не спешить", Айями не верила. Времени впритык, нет ни часа форы. Вдруг Веч не успеет? Не вернется к утреннему сбору в генштабе и получит нагоняй.

Нервничала Айями и, сама того не замечая, торопилась проглотить ужин, торопилась к машине и мысленно подгоняла водителя, который, казалось, еле-еле давил на педаль газа. А когда автомобиль остановился у подъезда, отругала себя: и зачем гнала лошадей? Расставание близится с каждой минутой, а прощаться не хочется.

Неудобно возвращаться домой засветло. Попадаются прохожие, а у соседнего подъезда зацепились языками две кумушки. Но Веч не подвел. В машине не потянулся за поцелуями и держался на расстоянии, провожая до квартиры. Но возле двери не удержался. В полумраке подъезда неожиданно сграбастал Айями в охапку, выжав полузадушенное "ох". Взяв за подбородок, заставил поднять голову.

- Дождешься? - прочитала Айями по губам и ответила беззвучно: "Да".

Можно подумать, у нее имелся альтернативный ответ.

Но Веч спрашивал не потому что сомневался.

- Дождись, - велел и поцеловал без малейшего намека на нежность, оставляя синяк. Для того чтобы запомнить и вспоминать. Тогда и дни в разлуке пролетят незаметно.

Он разжал объятия также резко, как и схватил. Закинул автомат за плечо и, постучав кулаком по двери, ушел, не оглядываясь.

Поначалу трудно вытерпеть, дожидаясь. И согревать себя мыслью о том, что он тоже думает и вспоминает. А потом проще. Ожидание становится неотъемлемой частью будней, с ним свыкаешься и почти не замечаешь сосущего чувства под ложечкой.

Все ждали в войну, а куда деваться? Но для Айями отсчет вдовьей жизни начался с первых месяцев. А каково пришлось женщинам, ждавшим близких с фронта три или четыре года? И ведь для некоторых по злой иронии судьбы все надежды разбились вдребезги накануне капитуляции.

Только вот ждала Айями не того, кого следовало бы. Чужака ждала, который своими руками лишил жизни немало её соотечественников, стремясь к победе. "Что было, то было. Война закончилась, и взаимная ненависть угаснет со временем. Всем нам нужен мир, чтобы без страха растить детей и восстанавливать разоренную землю" - повторяла Айями в молитвах, склонив голову перед образами святых.

Господин подполковник возвратился из командировки проголодавшимся по обществу Айями, и его нетерпение не могло не польстить. Вечерние встречи возобновились по старому распорядку. Но в разговоре за ужином Веч обронил:

- Возможно, придется чаще бывать в штабе.

Предупредил, словно бы оправдываясь, мол, готовься к частым отлучкам. Айями кивнула сдержанно. Надо так надо. Ей же проще. В конце концов, она не жена и не невеста, чтобы тосковать по любимому и слепнуть от пролитых слез, лежа ночами в холодной одинокой постели.

Спрашивается, кого она убеждает?

Жизнь состоит не только из разлук и встреч с человеком, ставшим дорогим сердцу. У жизни свой сценарий, по которому она периодически макает в реальность и напоминает о ролях, отведенных актерам.

Возвратившись в гарнизон, Веч вернулся к ежедневным рутинным обязанностям. А какие обязанности у даганского офицера? О том Айями не знала. Случались спокойные дни, а, бывало, он срывался и уезжал в рейд, порой на сутки и дольше. И хотя не откровенничал о делах, их заменили слухи, гулявшие по городу. Они же худо-бедно компенсировали информационный голод. Население обменивалось сплетнями о том, что Сопротивление периодически щиплет даганнов, устраивая диверсии. На отдаленных постах и заставах случались перестрелки, звучали взрывы, и госпиталь пополнялся ранеными. Но от Айрамира по-прежнему не было вестей. Каждый раз, когда привозили тела убитых амидарейцев, Эммалиэ, повязав траурный платок, отправлялась в храм. Для опознания. А возвратившись, устало опускалась на табуретку возле двери.

- Ну как? - спрашивала Айями тревожно.

- Нету его, - отвечала Эммалиэ, стягивая с головы скорбный атрибут. - На этот раз трое. Из наших никем не опознаны. Я поставила свечку вместо их жен и матерей, а Изиэль отчитал упокойную. Охохонюшки. Каждый раз, как побываю в храме, тяжко на душе, точно спелената она.

- Эдак сердце не выдержит. Давайте, я буду ходить на опознание. Ну, или поочередно.