Небо и земля

— Не люблю я заморских выдумок, — сказал он. — Мне в каждом деле главное — простота. И удить рыбу я люблю простой удочкой, такой, какую по детским годам помню. Я сам их тогда, бывало, ладил… И каких стерлядей лавливал, — ты таких, братец, и не видел… Лесу сам из конского волоса ссучу, крючок на поводце прикреплю, пониже крючка — свинцовое грузило, а поплавок смастерю из волчка… И такая получалась красивая удочка, что я с ней ни на минуту расстаться не решался.

— Нынче вам лень было бы такую же удочку мастерить. Лучше уж со спиннингами поедем.

— Нет, спиннинги ни к чему, — ответил упрямый Тентенников. — Пока для нас обоих хороших удочек не смастерю — с места не сдвинусь.

Два дня он возился, готовя удочки, а на третий день, рано утром, задолго до завтрака, разбудил Уленкова и весело сказал:

— Отпуск нам разрешен, теперь два денька погуляем на свободе… Лафа. И ушицы наварим на целый полк…

Они сразу собрались и по холодку тронулись в путь.

Место, где предстояло ловить рыбу, Уленков облюбовал давно — верстах в двадцати от аэродрома, на берегу озера. Место тихое, спокойное, дачников там почти не бывает, никто мешать не станет, ходи хоть голый, загорай на солнышке да вари уху…

— Замечательный денек выпал, — сказал Тентенников после того, как они прошли добрую половину дороги и присели на бревно отдохнуть. — Вот когда совсем состарюсь, из большого города уеду и буду век доживать на природе. Воздухом, как табачным дымом, глубоко затянешься, и сразу душа запоет… — Он посидел, помолчал и вдруг тихо спросил: — Может, по стаканчику барзачка оторвем?

«И любит же он по стаканчику отрывать!» — с огорчением подумал Уленков, начиная понимать, что Тентенникова привлекает не столько рыбная ловля сама по себе, сколько возможность отдохнуть и выпить на вольном воздухе.

— Я пить не стану…

— И не надо: мне больше останется…

Через полчаса они пошли дальше. Тентенников повеселел и радовался теперь каждому цветку, который попадался на дороге, каждой птице, вылетавшей из густого ивняка на прибрежье, каждому встречному человеку; любил он останавливать прохожих, беседовать с ними, толковать о видах на урожай, о покосах и после долгой беседы угощать крепкой папиросой собственной набивки. Незнакомые люди, распрощавшись, долго глядели ему вслед, — удивляла их размашистая веселость этого человека. И Уленков никак не мог примениться к быстрой смене тентенниковских настроений: от хандры к безудержной веселости, к упрямой настойчивости, проявлявшейся по любому поводу и приводившей к жестоким нескончаемым спорам. И вот — вдруг наскучит спорить Тентенникову, рассмеется он, похлопает Уленкова по плечу и шутя заметит:

— Сварлив я стал, как старая баба… Не к добру…

Затеял он спор и из-за места, где решил Уленков раскинуть палатку.

— Здесь плохо, — сказал он убежденно. — Тени тут нет совершенно… Солнцепек… А я солнца не люблю: сердце пошаливает…

Оставив Уленкова на берегу, он сам отправился на поиски и минут через сорок вернулся, торжествуя: место он действительно выбрал укромное, тихое, в тени, и сразу же соорудил из принесенных плащ-палаток хорошее укрытие от дождя и ветра. Потом на маленьком самодельном плотике Тентенников отправился на дальний островок и вернулся оттуда только вечером.

— Заживем теперь, как буржуи, — ухмыльнулся он. — Пока что закусим и спать ляжем. А на ранней зорьке проснемся — и к озеру. В ранние-то часы рыба клюет отменно…

Он удобно устроился на траве, под настилом плащ-палатки, накрыл голову кожаной курткой и сразу же заснул. Под его могучий храп задремал и Уленков. Часу в пятом Тентенников разбудил юношу.

— Послушай, как птицы распелись, — сказал он. — Оркестр, какого я давно не слыхивал!..

Уленков сел рядом с Тентенниковым и внимательно стал приглядываться к пролетавшим над ивняком птицам. Но он вырос в городе, в детстве мало бывал в лесу и знал мало птичьих пород. Зато Тентенников, по сотням одному ему известных примет, узнавал всех крылатых жителей приозерного края.

— Гляди-ка, гляди-ка, — говорил он, запрокинув вверх большую лысую голову, — мухоловка летит и хвостиком медленно поводит то вверх, то вниз. А крапивник… нет, ты только погляди, как крапивник хвост держит! Коротенький у него хвостик… Он, крапивник, низко летает… Да какое летает… Просто перепархивает и так надоедно трещит: тик-трик-трик-трик…

— Откуда вы так хорошо знаете их приметы, Кузьма Васильевич?

— Мальчишкой птиц ловил, купцам продавал по пятачку за штуку, вот и выучился…

Минут через двадцать это занятие наскучило Тентенникову; и он предложил Уленкову собрать завтрак.

— А не лучше ли сперва рыбки наловить для ухи? — спросил Уленков.

— Ухи на обед наварим. А завтракать теперь будем: время приспело.

…И верно, удочки, которые смастерил Тентенников, были лучше, чем спиннинги… Рыбы за два дня наловили столько, что можно было бы наварить ушицы на целую эскадрилью…

Обратно пошли ночью и неожиданно сбились с дороги. Пришлось на рассвете постучать в низкое подслеповатое окошко стоявшей у самой дороги избы. Дверь открыла старушка в платке, надвинутом на самые брови.