Небо моей молодости

Напоминаю, что тот "полет" был только плодом моего воображения, но настолько близким к реальности, что мне казалось, будто я уже ощущаю в ладони ручку управления самолетом. Что касается подготовительных работ, то сомневаться не приходилось, они могли быть выполнены без особого труда и в короткое время. Убрать столбы, провода, сгрейдировать в некоторых местах газоны - и взлетай! Разрешалась и другая проблема. В прилегающих к основной магистрали Садового кольца улицах, переулках и дворах для обеспечения боевой деятельности авиационных частей можно было разместить и отлично замаскировать все тыловое хозяйство.

Однако ничего этого делать не пришлось. 7 ноября на Красной площади состоялся традиционный парад Красной Армии, посвященный 24-й годовщине Великого Октября. Мимо Мавзолея Ленина прошли колонны войск сибиряков, дальневосточников, волжан и с ходу направились на фронт. 5 декабря началось контрнаступление под Москвой. В результате противник вынужден был оставить занятые им рубежи в районе Истринского водохранилища, Клина. Не удержались немцы и в городе Калинине. Южнее Москвы наши войска освободили Калугу. Таким образом, у нас появилось несколько дополнительных аэродромов.

Надо сказать, идея использования Садового кольца для полетов возникла не только в нашем управлении. Много лет спустя после войны, вспоминая грозные дни обороны Москвы, мой давний друг, Михаил Нестерович Якушин, будучи заместителем командира 6-го истребительного авиакорпуса ПВО, сказал мне, что именно в те дни вариант превращения Садового кольца во взлетно-посадочные полосы командование корпуса тоже имело в виду.

Зима сорок второго - первая военная - пришла с большим снегом. Раньше, бывало, в такую погоду авиация переходила с колес на лыжи. Война перечеркнула старые порядки. Лыжи снижали скорость полета - самый существенный фактор боевого применения авиации. Но для полетов пришлось очищать взлетно-посадочные полосы от снега, укатывать снежное покрытие до необходимой плотности. На фронтовых аэродромах эта работа выполнялась значительно легче, чем в тылу. Полки располагали техникой, людьми, а в запасных авиабригадах и того, и другого было слишком мало. Как результат - участились поломки самолетов, аварии, даже катастрофы. Чтобы привести летное поле в пригодное состояние, аэродромное оборудование - разные там волокуши, катки - пришлось делать самим из подсобного материала, часто стали практиковать авралы с привлечением для работы всего летно-технического состава.

Отметила война потерей и наше управление. Заместитель начальника управления генерал-майор Александр Федорович Волков по доброте своей не смог сдержать натиска летчика-инспектора Альфонса Шиминаса и отпустил его на фронт. Мы провожали Альфонса с сожалением и радостью. Сожаление - от той привычки к человеку, которая появляется в любом коллективе, а в среде летчиков, которых объединяет тяжелый и опасный труд, особенно. А радость была естественной и искренней потому, что наш друг становился в строй фронтовиков, воздушных бойцов. И вот пришла печальная весть: капитан Альфонс Шиминас пал смертью храбрых, защищая Родину.

Гибель Шиминаса не охладила наши стремления перейти в боевые части соединения. Как-то незаметно исчез инспектор капитан Платонов. Улетел в командировку на неделю - прошло три, а его все нет и нет. Запросили Арзамас: куда делся наш инспектор? Ответили - улетел на фронт, сопровождая один из полков. Так и прижился бы там, уже и эскадрилью сколотил хорошую и воевать начал, только вот перевод свой не оформил, как положено. Пришлось вернуться в Москву.

А фронт по-прежнему ежедневно требовал пополнения авиацией. Несмотря на то, что все авиационные заводы в стране работали круглосуточно, не останавливаясь ни на минуту, самолетов не хватало.

В один из вечеров генерал Никитин вызвал к себе своего первого заместителя Волкова, заместителя по политчасти генерала Одновола, начальника отдела бомбардировочной авиации полковника Трубникова и меня. Александр Алексеевич редко вызывал кого-либо в столь поздний час. А когда мы узнали, что нас вызывают в Наркомат внутренних дел СССР, все восприняли это сообщение с нескрываемой тревогой. Никто не мог даже приблизительно представить, зачем туда вызывают. Беспокойство возникло еще больше, когда Никитин предупредил:

- Не берите с собой никаких документов и не вызывайте свои машины. За вами приедут...

Стрелка часов перешла за двенадцать ночи, когда в двух зашторенных легковых машинах нас отправили в направлении к площади Дзержинского.