Небо молчаливое

Константин застыл у двери. Открыл уже, а всё не заходит. Приглушённый оранжевый свет лился к его ногам абрикосовой сладостью, летним вечером, чужим теплом, недосягаемой нежностью. Они лежали большим кошачьим клубком под стёганным одеялом. Светлые волосы Луи разметались по подушке, лицо его было красное и опухшее. Эмма гладила пацана по голове и шептала всё что-то доброе и бестолковое. Константин не видел её лица, только руку с чёрными драконьими крыльями.

– Что наверху? – спросила она тихо, точно вся комната, весь корабль, всё молчаливое небо держалось только на ней, на её голосе.

– Всё в порядке, – заявил Константин, решительно отпихнул дверь и большой грозной тенью затёк в её маленькую комнату. «Милая, – думал он, – у Эммы комната типовая, но обжитая: вон какой бардак».

– Привет, кэп, – поднял голову Луи. – Иди к нам.

Ну он и пошёл. Чего в том такого? Снимет ботинки, уместится с краю. Теперь он заметил, что большую часть Эмминой кровати занимал именно Луи, сама ведьма лежала у стенки. Никакой это не клубок так два человека, которые пытаются выплыть в этих ядовитых облаках.

– Кэп, – начала она резко. Неужели против? Выгонит? Смешно. Сколько можно вот так? Ходить друг подле друга, как враги шипеть. Нет, он не отступит. Что он плохого ей хочет? Не обидит же! – Там капли мои на столе, – продолжила Эмма всё также тихо и чуть хрипло. – Дай пожалуйста.

– А?

– Вон те, в белом пузырьке.

Всего лишь.

К утру всё это стало сном. Во снах и только свет бывает сладким и абрикосовым, а ведьмы добрыми.

Живая же Эмма сидела в рубке, закинув ноги на стол. Ноги в ботинках. На столе кофе. Благо, Фет не видит, он бы такого не вынес. На глазах чайные пакетики. Вполне обычная Эмма. Наверное, всё же приснилось.

– Это?..

– Это компресс, – отозвалась Эмма, не снимая пакетиков. – Глаза опухли, – Эмма махнула рукой и звонко стукнулась кистью о подлокотник. – Бесит.

– Помогает?

– Вполне. – Всё так же не глядя, она подняла ноги: вот-вот ботинкам заденет кофе.

– Осторожно, кружку не смахни! – Константин рванулся к столу.

Нога застыла в сантиметре от чашки, почти касаясь тяжелой подошвой фарфорового бочка.

– А? – Эмма сняла один пакетик, прищурилась на кружку. – Точно. Забыла, – вздохнула: – Боги, когда-нибудь я высплюсь, – рассеяно улыбнулась и встала. – Кэп…

– Да?

– Хочешь кофе?

– Без сахара и все ложки грязные? – пошутил Константин, решил вернуть её же слова и сразу пожалел.

– Не, – ухмыльнулась Эмма, – Луи вчера помыл. Так будешь?

– Буду, – кивнул Константин. Не зачем рушить это хрупкое, это странное равновесие. Нет, он не нравится Эмме, пока не нравится, но с этим уже можно жить. И мысль о том, что ведьма сама захотела и сама сварит ему кофе, поселила внутри нечто теплое и чуть ехидное.

Эмма залпом допила свой кофе, будто это спирт такой, и, подхватив кружку за ручку точно сумку, ушла.

«Может всё ещё наладиться?» – подумал Константин, усаживаясь на «капитанское» кресло «под любую задницу», как здесь говорили. Точно Луи придумал. Хорошо, что он ему тогда встретился. Иначе бы… иначе… Константину и думать не хотелось, как бы всё вышло, если б не Луи, если б не «Молчаливое небо».

Его вышвырнули, всё отобрали, а потом искать вздумали. Да пошли они! Пошли они, туда, откуда не возвращаются! Правильно он всё сделал. Нет, больше Тирхи, нет генерала Кесаева. Есть кэп.

На дисплее вихрастые бури крутили сине-зелёные пиксельные хвосты. «Небо» летело ровно. Он просто смотрел. До заветной Южной всего-то десять часов на этой скорости.

Она вернулась минут через десять с двумя кружками и без пакетиков.

– Держи, кэп.

– Спасибо, – он улыбнулся. – Ты сколько уже выпила?