Небо на двоих

Зиль рассказывал о Госларе, в котором они жили в детстве. И сравнивал его с Питером. Зиль говорил, что любит большие города и как хотел бы жить вот в таком же прекрасном ярком месте, например, в Берлине, пока в какой-то момент его рука, сопровождаемая изощренным ругательством, резко не дернулась к радио и не вырубила его.

Я удивленно отвлеклась от дороги, вопросительно уставившись на парня. Зиль скрестил руки на груди и каким-то непонятным мне образом переплел ноги.

– Ненавижу! – буркнул под нос.

– Что такое? Ты не любишь этого исполнителя?

– Нет. Просто я уже не могу слышать эту песню. Меня от нее тошнит. Каждый день одно и то же. Не хочу. Даже слышать ничего не хочу из нашего репертуара.

– Вашего? Это ты пел?

– А ты не слышала ее на концерте?

Я промычала что-то нечленораздельное, сильно покраснев.

– Классная, – тут же соврала я, потому что на самом деле даже не успела понять, что за мелодия начала звучать из динамиков. – Мне очень нравится.

Зиль сидел напряженно, безразлично уставившись в сторону, поджав губы. Вся работа насмарку из-за дурацкой песни! Надо его тормошить, иначе я тут свихнусь через пару часов.

– Три года одно и то же почти каждый день! – вдруг процедил он раздраженно. – Иногда не по одному разу. Одни и те же песни, одни и те же слова, одни и те же жесты, улыбки, позы. Три шага вверх до Гюнтера. Встать к нему передом, к залу задом и поднять правую руку вверх, а левой указать на Купа. Игривый взгляд, черт побери, обязателен! Десять шагов бегом до Купа и спина к спине. Двадцать шагов и наклониться в зал около Матиса. Балкон. Трибуны. Визжащий партер. Ужасные, потные, обезумевшие лица, сливающиеся в одну безликую массу. Руки. Лес рук. Они тянутся. Дай им волю и они сдернут меня в толпу, разорвут на части. – Он неприятно усмехнулся: – На сувениры…

– Ну, я смотрела, конечно же, не только концерт, и тоже сильно обалдела от увиденного, – очень аккуратно и вкрадчиво начала я. – Не ожидала, что такое вообще возможно… Еще вчера я ничего не знала о твоей группе, а сегодня после концерта хочу купить диск. Все диски, какие есть! Мне понравилось, что зал взорвался с первых же аккордов. Мне понравилось, что ты был таким искренним. А еще… Знаешь, когда я сидела за сценой, включили свет, чтобы ты мог видеть зал, и я увидела твои глаза на большом экране. Ты был счастлив в тот момент. Более тринадцати тысяч человек стояли на ушах, орали, визжали, махали руками… И ты был счастлив. Искорки, нет, костры в твоих глазах без всяких спецэффектов… Ты сам был факелом! Мне ведь это не показалось?

– Огонь, – он усмехнулся, – а еще дым на сцене. Ты тоже не поняла… Хотя, где тебе. – Он отвернулся.

И что опять не так, я вроде его похвалить хотела. Можно даже сказать высказала восторг.

Но тут Зиль улыбнулся. Очень мягко и ласково. Немного устало, но я вновь увидела искорки в глазах.

– Да, я был счастлив. Ты себе не представляешь, каково это – видеть, что ради тебя пришло столько народу. Не десятки, не сотни, а тысячи! Они подпевают… Этот акцент… Он такой необычный, такой непередаваемый… Для меня нет ничего слаще, когда зал поет со мной. Они поют на моем родном языке! Понимаешь? Все! Французы, поляки, русские, чехи, венгры, финны, голландцы, датчане! Все! Они не знают языка, но поют мои песни. И глаза! Просто представь, – он развел руками, как заправский шаман, изображающий огромное озеро. – Я вижу первые несколько рядов более менее хорошо. Там девчонки. И у всех горят глаза! Я вижу в них драйв! Я вижу в них счастье! И они делятся этим со мной! Они словно посылают мне энергию… Я счастлив… Мурашки по спине… Я так боюсь начала концерта. Ноги ватные… Главное сделать первый шаг, заставить себя выйти на сцену и открыть рот. Куп, он начинает первым. Ему труднее всего. Как сейчас все пойдет? Что случится? Овации? Камни? Всё на нем. Потом остальные вступают. А мне… Я придумал, как сделать, чтобы перебороть себя. Надо выйти на сцену, как в воду, – бегом. И я начинаю петь еще за кулисами, а потом… Потом мне уже некуда деваться, хватит прятаться. Первая песня еще страшно, а на второй я вижу глаза девчонок и обо всем забываю. Я пою для них. Для каждой в отдельности. Почти каждый концерт особенный. Девчонки что-то придумывают, что-то делают. – Зиль восторженно посмотрел на меня, и я вздохнула с облегчением: есть искорка, неправду он мне только что говорил, устал видимо. – Как-то раз я открыл глаза на песне, а зал полон воздушных пузырей! Боже! Это так красиво! Так… Так… Будто…. Мне было чертовски приятно! Иногда мне кажется, что они готовы идти за мной как мыши за крысоловом, это пугает и завораживает, я чувствую свою всасть над огромной толпой… Извини, я, наверное, сильно устал, вот и раздражаюсь на все, что не попадя. Я просто забываю, что мы разные, ты просто не знаешь всего.

– Это не страшно. Мы ведь договорились, что сегодня ночью не существует мега рок-звезды и солиста группы JungeDrachen Зиля Раммельсберга. Зато есть просто Зиль, который может быть самим собой и ничего не опасаться, да?

Он с готовностью кивнул.