Я снова не смогла найти в себе силы ответить. Мне казалось, стоит мне задать один короткий вопрос, и вслед за ним обрушится шквал упреков. Или слезы - да, больше всего я боялась слез, этого проявления слабости, которое не хотела показывать никому. Поэтому я молчала, про себя отмеряя секунды.
Мгновение за мгновением.
Думая о том, что могло бы быть, и чего уже никогда не будет.
Это всегда помогало: думать о том, чего уже никогда не будет. Оно словно проводило границу между реальностью и моими желаниями, в которых все происходит совсем иначе.
- Скажи что-нибудь, Теарин, - попросил он.
- Сказать - что? Витхар не ответил.
Тишина, разделяющая нас, с каждой минутой все сильнее врезалась в сознание. Потом он, наконец, произнес.
- Я верил в то, что ты вернешься ко мне, - это прозвучало горько, - и ты вернулась. Совершенно иной.
- Скажешь, ты остался прежним? - я повела плечами, сбрасывая его руки.
Потом снова повернулась к океану, стянула туфельки, которые окончательно промокли, и села на песок.
- Нет, - подтвердил он, садясь рядом, - не остался. Когда-то я верил, что все в мире подчиняется законам силы и старшинства. Что я смогу уберечь свою страну, себя и любую, кто будет рядом со мной.
Мне вспомнилось, как в детстве мы с отцом, мамой и Сарром выбирались, чтобы отдохнуть у реки. В Ильерре не так много песка, но есть один островок, где берег полностью песчаный, и вот там отец впервые научил нас строить красивые замки. Сарр был совсем крошечным, поэтому основная его задача заключалась в том, чтобы натаскать нам воды для глубокого рва. Он зачерпывал воду с помощью соусницы, которую мы брали на обед, и случайно выронил ее на самую высокую из башен. Башня развалилась на глазах, вода залила другие, и они «поплыли», а соусница вонзилась в центр красивого двора, который я разрисовывала острой палочкой минут пятнадцать.
- Ты все испортил! - крикнула я. - Смотри, что ты наделал!
В глазах брата отразился самый настоящий ужас и заблестели слезы, но отец вскинул руку.
- Это всего лишь башня, - сказал он. - Всего лишь замок, который мы вместе сможем отстроить заново. Вместе, Теарин.
Он строго посмотрел на меня.
- Потому что мы семья, и потому что только вместе мы можем исправить то, что разрушено.
Наши с Витхаром руки лежали на песке. Мы не касались друг друга пальцами, но между ними почти не было расстояния. Это «почти» разделяло нас сильнее, чем дорога от Аринты до Ильерры и семь лет.
- Расскажи мне о своих родителях, - попросила я.
- Кажется, я уже говорил, что мать была северянкой?
- Ты говорил, что она стала иртханессой ради отца. Говорил, что твой дед считал этот поступок блажью, и что общество так до конца и не приняло перворожденную, которая когда-то была наложницей.
- Не думал, что ты это помнишь.
- На память я никогда не жаловалась.
- Что ж... - Витхар помолчал. - Я помню маму, когда она общалась с людьми. Люди любили ее, ее называли Северным солнцем. Она никогда не делала разницы между знатью и простыми людьми, возможно, именно это ей и не сумели простить.
- А отец?
- Отец был от нее без ума. Когда он смотрел на нее, мне становилось жарко. У матери был ледяной огонь, но никогда в жизни я не чувствовал пламени, опаляющего сильнее, чем когда она брала его за руки.
Впервые за последние несколько минут я повернулась к нему и увидела, что он улыбается. Небо, я никогда раньше не видела, чтобы он так улыбался - беззащитно и просто.
- У них было не так много времени. - Он повернулся ко мне, и улыбка треснула, как отсыревшая фреска. Предыдущее ощущение рассыпалось, сменяясь привычным мне образом правителя Даармарха. Того, каким я видела и знала его всегда. - Но оно у них было. В отличие от нас с тобой.
Я кивнула.
- Прости меня за это, Теарин, - произнес он. - И прости за то, что принес тебя сюда. В моих мыслях мы были здесь бесчисленное множество раз, и всякий раз наш разговор заканчивался по-разному.
- По-разному - это как? - спросила я.
- Ты снова бросала мне в лицо обвинения. Ты разворачивалась и уходила, не желая со мной разговаривать. Ты оставалась, и...
- И?
- И это было самое страшное. Потому что я никогда до конца не верил в то, что ты сможешь меня простить. Так оно и случилось.
Какое-то время он смотрел на меня, а потом сказал:
- Осторожнее, когда будешь взбираться. Не порань ноги.
То, что начался оборот, я почувствовала быстрее, чем поняла. Огонь и мощь, которые в нем за эти годы стали еще сильнее. Окутавшая мужчину алая дымка раскалила воздух, и я стремительно поднялась. Звериный отклик, ударивший в меня всей своей силой, заставил отпрянуть. Теперь я видела, как размываются мужские черты, как стирается грань между человеком и драконом.
Спустя мгновение раскинулись мощные крылья, о воду ударил шипастый хвост.