Небо на двоих

А тропа тем временем резко пошла вниз. И вскоре сузилась до метра, а местами совершенно скрывалась в зарослях самшита. Здесь на телегах уже не ездили, да и лошадиных следов я не заметила. Справа от меня разлеглось ущелье, с шумевшей по дну рекой, слева – крутой известняковый склон. Среди деревьев я разглядела деревянный щит, закрепленный на старом пне высотой под два метра. Подошла ближе.

Надпись на щите гласила: «Очамчирский природный заказник. Территория охраняется государством».

А ниже значилось:

Закон таков: «Не бить ни птиц, ни зверя,
Лес не рубить и не косить травы».
Лесничество. Заказник. Это – двери
В мир снежных гор и хвойной синевы.

«Надо же! Стихи! – удивилась я. – Вот почему я не встретила людей – им здесь попросту нечего делать». Минуту я раздумывала, стоит ли идти дальше. Вдруг и с фотоаппаратом здесь нельзя появляться? Но решила, что могла и не заметить щит с предупреждением, а потому с легкой душой отправилась дальше.

Тропа временами спускалась прямо к реке, но, в конце концов, круто пошла по оголенному склону вверх. Тут я уже не шла, а карабкалась, хватаясь за серые шершавые глыбы. Пот ручьями бежал по лицу, я скинула ветровку. Последний рывок! Казалось – в самое небо! Задыхаясь от забытых нагрузок, я сделала несколько последних шагов, и взору открылась такая широкая, такая необычайно красивая и сложная панорама, что я тотчас забыла и нелегкий переход, и страхи, и сомнения.

На вершине дул ветерок и приятно разбавлял жару. Я спустилась на другую сторону сопки к зарослям тиса. Сделала с десяток шагов и отпрянула назад от неожиданности. Далеко внизу, в глубоком и узком ущелье мчала мутные воды река. Над ней клубился туман. В небе парили орлы, гнезда которых находились в скалах подо мною. Я разглядела одно: гора сухих сучьев, среди них – голова орлицы, сидевшей на яйцах.

Тут уж я оттянулась по полной: сделала, наверное, полсотни снимков. А затем расстелила ветровку на камнях, присела под деревом и съела бутерброды. Они пошли за милую душу. А вот к пиву не притронулась. Напилась чистейшей и холодной, аж зубы заломило, воды из крохотного родника, бившего из подножья скалки, вблизи которой я устроилась.

Было абсолютно тихо. Лишь ветер шуршал в кронах деревьев, да иногда с его порывами, долетал странный звук, похожий на мелодию, выводимую каким-то музыкальным инструментом. Я посмотрела на ту сторону каньона, где поднималась пологая зеленая гора. Ближе к вершине – пастушеский шалаш. Возле него какие-то постройки. На склоне горы паслись коровы, кони и виднелась фигурка пастуха, который сидел в стороне от своего стада. Похоже, он играл на дудке, и заунывные звуки еле слышно доносились до моих ушей. И я на миг позавидовала его безмятежности.

Но пришла пора двигаться дальше. Вожделенная крепость была совсем близко – на вершине утеса, который выступал над лесом, как гигантская челюсть древнего ящера.

Судя по высоте солнца, время приближалось к полудню. Но, отдохнув и подкрепившись, я шла быстро и радовалась, что прежние навыки потихоньку, но возвращались. К подножью утеса вела заросшая, местами пропадавшая среди кустов и камней тропа. По ней давно не ходили. К моему удивлению, тут и там среди обломков известняка виднелись красноватые пятна. Я нагнулась и подняла… кусок керамики. Неужто обломки древних кувшинов просто так валяются под ногами? Это ж, наверное, раздолье для археологов! Или их не пускают в заказник?

Я шла по тропе, не поднимая головы и тщательно смотря под ноги. Карман куртки оттягивали уже несколько обломков. Взгляд выхватил голубое пятнышко – крупную бусину, а рядом – толстый зеленоватый осколок стеклянного сосуда. Вероятно, для серьезного ученого мои находки ничего бы не значили. Просто мусор, хоть и древний. Но я радовалась им, как малый ребенок радуется новой игрушке.

К вершине вели не меньше полусотни крутых ступеней, но я все равно полезла вверх. Из-под ладоней порскали юркие ящерицы и крупные жуки. Пот заливал глаза, в горле пересохло. Преодолев треть пути, я подумала, что погорячилась, решив лезть сюда, на половине – что сглупила по полной, а на подходе к развалинам – что, наверно, умру на одной из последних ступеней, и никто никогда не обнаружит мое бездыханное тело здесь, потому что вряд ли найдется еще один дурень, который вздумает переться в эту чертову гору.

Верхние ступени сильно заросли кустарником, я на последнем дыхании продралась сквозь цепкие ветки. И почти упала на горячие плиты, которые когда-то были крепостной кладкой. Но отдышалась довольно быстро: все-таки не предавалась порокам – не пила и не курила, поэтому вскоре пульс забился ровно. Я села, прислонившись к стене башни, и огляделась.