Небо на плечах

— Согласен. Но мне бы не хотелось, чтобы по поступку одного судили обо всех.

О! Наконец-то лед тронулся! Посмотрим, что он готов мне предложить.

— Его же теперь расстреляют по решению трибунала? Скажите, граф, а можно сделать это как-то… — от наглости сидящего передо мной мужчины у меня вновь закипела сдерживаемая злость, — …потише? — так и не нашел он удачного слова.

Это он что, на халяву соскочить пытается?!

Не понимает по-хорошему, придется по-плохому. Развернул «шарм» на весь кабинет.

— Я непременно передам вашу просьбу государю, доклад которому у меня состоится как раз, — посмотрел на часы, — через сорок минут. И когда Милославский и его менталисты выпотрошат вашего Вадима, — встал и навис над князем, — вам, я уверен, обязательно пойдут навстречу и прикажут навинтить глушители! Срок жизни вакцины — четыре часа. Из них два уже прошло, тратить время на ее поиски мы уже не будем. Позаботьтесь хотя бы, чтобы она дошла до адресатов в оставшийся промежуток, это, может быть, послужит смягчающим обстоятельством. Честь имею!

— Стойте! — настиг меня в дверях его окрик.

Вадим Плахов-Чирков умер по дороге в тюрьму от инфаркта. Бывает, происходит и с молодыми мужчинами. И все бы ничего, если бы не острый, полный разочарования взгляд все того же деятельного старшины в мой адрес, когда думал, что я его не замечу. Взял принципиального моряка на заметку, пообещав себе, что всеми правдами и неправдами заставлю его переменить мнение.

И вместо доклада императору — найдется кому, кроме меня, доложить! — свернул по проторенной дорожке в госпиталь проведать Метлу и вообще развеяться. Задумка удалась — к моему приезду как раз привезли целый расчет пожарных, попавших в огненную ловушку, на рефлексию времени не осталось. Выложился почти до донышка, но личное кладбище новыми могилами не пополнил. На нем и так крестов сегодня добавилось.

Чужой, неудобно сидящий мундир за неделю непрерывной носки порядком поистрепался, поэтому с удовольствием отдал его в чистку, переодевшись в свое. Те, кто работали в штабе, уже меня запомнили, а посторонним для соблюдения субординации вполне хватало полковничьей формы Олега, шагающего позади под ручку с женой.

Новое звание, с одобрения императора, я присвоил Олегу за участие в операции по уничтожению комплекса еще до известия о скоропалительной женитьбе пилота, так что повышение со статусом жены было не связано. Но, подозреваю, в скором времени в звездочках мы с ним сравняемся.

В тесном холле исследовательских лабораторий Гольдштейна сегодня было многолюдно. Источники присутствующих сияли силой ничуть не слабее, а кое-где даже намного ярче Земелиного. Все ясно, начали прибывать доноры. Это на весь Питер переболевших ветрянкой сильных одаренных едва набиралось два десятка с хвостиком, а по стране их гораздо больше обитало. Пробравшись сквозь небольшое столпотворение, взялся за ручку двери, ведущей в короткий коридорчик к помещениям охраны, временно приспособленным под нужды донорского пункта.

— Э! Малец! Осади!

Я даже не сразу понял, что это мне, успел привыкнуть, что генеральские погоны служат пропуском-«вездеходом».

— Эй! Тебе говорю! — Детина, развернувший меня за плечо, носил знак Юсуповых, хотя к главной семье не принадлежал, иначе мы были бы знакомы. Как назло, только сейчас заметил, что даже собственный герб на рукав не нацепил — так радовался возможности скинуть опостылевшую тряпку. Да где, блин, Олег-то отстал! Наверняка ведь с Ольгой в темном тамбуре опять целуется!

— Я здесь по поручению его величества!

— А мне плевать! Я здесь тоже не сам по себе!

Я не эмпат, но легко понял, что этот здоровенный мужик сейчас отчаянно трусит. Комплекс Грушина мы разгромили только вчера, и широко эту акцию пока еще не рекламировали, дожидаясь, пока не наладят работу телебашни. Все же по радио эффект не тот получается. И поэтому мужчине неоткуда было знать, что заразиться просто от хождения по улицам уже маловероятно. И если бы не его родовой знак, я постарался бы его успокоить, а вместо этого начал провоцировать конфликт:

— У меня нет времени с вами препираться! — Ничего оскорбительного в моих словах не было, но ведь взглядом и интонацией тоже можно многое показать. — Разрешите представиться, граф Васин Егор Николаевич, чрезвы…

— Да хоть императорская дочка! — криком взорвался мужик, наливаясь дурной кровью. — Хоть сам император!

Те, кто поумнее, начали пятиться от нас, освобождая пространство. А этот глупец продолжал держать меня за плечо, не догадываясь, что тем самым подписывает себе приговор.

— Вы имеете что-то против государя?

— Валентин! — попытался вклиниться в нашу ссору один из присутствующих, тоже с юсуповским знаком. — Валентин, прекрати!

— А что он может мне сделать? — не сдавался правдолюбец. — Оглянитесь! Где император и его люди? Где? Стране нужна новая сильная власть! И мы вскоре дадим ее!

— Я непременно передам отцу ваши слова, Валентин Станиславович, — раздался от входа холодный голос великой княжны.