Небо на ремонте

В моей квартире
тихо стало вдруг.
Сначала я не понял,
в чем тут дело.
Мой телик захандрил.
В нем лампа села,
которая ответственна на звук.

Я кулаком по крышке!

Но в ответ
ни полсловца…
Я пыль с экрана вытер.
Я повертел такую штуку – «гетер —
один»…
(Второго почему-то нет.)

Все без толку! Молчок.

Вот это ново!
Я ж к дикторскому голосу привык.
Но – до свиданья! Без руки и слова.
Мой старый телик
проглотил язык.

По трем программам

дел невпроворот!
А у меня затишье…
Вот непруха!
И видит око, да вот зуб неймет.
Хотя при чем тут зуб?
Не внемлет ухо!

Не слышу я, как мой родной народ

решения – выносит,
вносит – ясность.
Там все, как рыбы, открывают рот.
Я полагаю, ратуют за гласность.
(А может быть, уже наоборот?)

По всем, по тем программам

тишина.
Втихую – и брейк-данс, и авторалли.
Что? Где? Когда?
И с кем идет война?
Пошто митрополита показали?

По трем программам

дел невпроворот!
Но как понять, что в мире поменялось?
Ведь села лампа у меня.
И вот
исчезла гласность.
Видимость осталась

О чем сегодня нам поет «Секрет»?

Кого метелят на хоккейном поле?
Никто не растолкует.
Звука нет.
А видимость есть видимость.
Не боле.

Сводя с ума,

мелькает предо мной
необъяснимый мир в немых картинках…
Переключаюсь на канал другой.
И – тишина.
И девочки на спинках
лежащие…
И ножками – дрыг, дрыг!
Как все это не в пику, не к моменту!
Я ж с детства к комментарию привык,
к суфлированью,
к аккомпанементу.

Что митинг

с транспарантами вверху!
что «Волга-Волга»
с титрами по низу?
Я ж не могу без слова на слуху.
Я все отдам за реплику, репризу.

Ни полсловца

не вытянув из них,
мне старый телик вырубить осталось…
Но в это время,
к счастью, начиналась
программа «Время»
для глухонемых.
И понял я,
как наша жизнь проста,
перед экраном опускаясь в кресло.
Там все вставало на свои места,
как бы в театре
мимики и жеста.

Я понимал:

Идет…
Борьба…
За мир…
Хоть мир…
Еще таит в себе…
Опасность…
Я понимал!
Растет…
Число…
Квартир…
Вот пальцем ткнули в рот.
Ага! Про гласность!
Завоеваний…
Мы…
Не отдадим…
Проценты…
Подобьем…
Ударим…
Суммой…
Вот пальцем погрозили.
Это им.
Вот по лбу постучали:
думай, думай!

Бой…

Пьянству…
Ускорению…
Привет…
Все вместе…
Ликвидируем…
Осталось…

И что за горе,

если звука нет.
Ведь главное – что видимость
осталась.

Мерцал экран,

привычный, голубой…
И на меня наваливалась скука:
я ж это время
рассекал без звука,
как самый рядовой
глухонемой.

1987

«Человек человеку…»