Небо на ремонте

Свалить в леса… Хотя бы на год.
Стать птицей, деревом, пчелой.
Кто ищет выгоды от ягод —
не выгадает ничего.

В лесу тревожно и пустынно.

Такая тишь стоит в душе,
что даже думать как-то стыдно
о выгоде, о барыше.

О магазинах, о покупках,

о развлеченьях, о делах.
О гонорарах, женских юбках,
о водке и больных зубах.

О жизни, сдавленной под прессом:

разнообразной, но пустой…

Свалить хоть на день… слиться с лесом…

Стать волком, бабочкой, листвой…

В сентябрь!

И все-таки сентябрь —
не месяц.
Скорей, заброшенная местность.

Людьми оставленный пустырь,

где черные стоят кусты.

Вы знаете?

Вы там бывали?
Любили в сентябре?
Едва ли…

Там сыро.

Там забор дощат.
Там небу не унять дождя.

Я ненавижу эту пустошь,

где яблоней
корней не пустишь,

где кости не обрящешь – псом,

где дом построишь —
рухнет все.

Но снова чертыхнусь в сердцах:

какой там юг?
Пора – в сентябрь.

Триптих

I

Прощаясь,
ты опять пожмешь плечами.
Прости меня, но в этом сентябре
я о тебе печалюсь в полпечали,
я в полтоски тоскую по тебе.
Я берегу голосовые связки
и, в теплый шарф упрятав пол-лица,
в полголоса рассказываю сказки
с концом счастливым,
но – не до конца.

Мне просто надоело на пределе

себя в своей удерживать судьбе.
Хочу побыть при галстуке, при деле
(прости, что я об этом – при тебе).

Я – как всегда – вполне полусерьезно

полушучу. (Коронный жанр – раек!)
И надвое раскалываться поздно,
и налито, как прежде, до краев.

Мне самому пока исход неведом,

но незачем заглядывать в меню.
Все сказки я закончу хэппи-эндом,
и лишь с одной
пока повременю.

II

Опять ко мне,
угрюмый и небритый,
не для чудес, а так – на огонек,
с бутылками, со свертками, со свитой
заходит полупьяный полубог.
И вновь его кулак грохочет по столу:
«Пошто такие муки нам? Пошто?»
Торжественно молчат полуапостолы,
почтительно принявшие по сто.
Он стал бы богом, да не видит толку.
А без толку зачем пугать народ?
И мой сосед подглядывает в щелку,
как полубог со мною водку пьет.

III

Я рукописей сих не издавал.
Неважно кто – стилист или апостол,
я бога для себя не создавал.
А может быть, не сознавал, что создал.
Но – авторства не стану отрицать,
когда мне скажут: «Вот твое творенье…»
Когда лицо уходит в глубь лица,
а позвоночник обретает зренье
и авторучка обретает плоть —
становится суставчиком тревожным
и кровоточит…
я шепчу: «Как можно меня так мучить?»
Но молчит Господь.
И только в крик: «Когда же наконец
захлопнется проклятая страница,
где тварью притворяется творец,
а тварь творцом. И черт-те что творится».

Этюд с предлогами