– Феликс, мне странно, что вы не понимаете. Профессор Свешников никуда ехать не может.
Но Дзержинский не услышал его или сделал вид, что не услышал. Зазвонил телефон, он поднял трубку, сказал кому-то, что освободится через пару минут, и раздраженно бросил трубку.
– Товарищ Свешников, когда вы намерены ехать в экспедицию? – обратился он к Михаилу Владимировичу так, словно Бокия вовсе не было в кабинете.
– Я готов, как только Владимир Ильич почувствует себя лучше. В любом случае, это должно быть его решение, а не мое и не ваше.
Телефон опять зазвонил. Взяв трубку, Дзержинский нахмурился, глухо произнес:
– Да, вам правильно доложили. У меня. Да, конечно. Прямо сейчас отправляю, – он тяжело поднялся, вышел из-за стола, хмуро взглянул на профессора. – Крупская звонила, Старику опять плохо. Автомобиль нужен вам?
– Нет, спасибо.
Дзержинский сухо попрощался. В приемной скопилось много народу. Ни на кого не глядя, Бокий, Валя и Михаил Владимирович быстро вышли в коридор.
– Кажется, он самому себе неприятен в этой роли, – произнес сквозь зубы Бокий, когда спускались вниз по лестнице.
– Было бы хуже, если бы в этой роли он себе нравился, – тихо заметил Валя.
– Знаете, вы бы уж помолчали! Забыли, где находитесь? Впредь извольте выбирать выражения, а то я вас сам, лично, арестую!
– Глеб Иванович, виноват, понимаю, что подвел вас. Не сдержался.
Они оба вышли проводить профессора к автомобилю. Валя, прощаясь, успел быстро прошептать:
– Вас хотят убрать подальше от Ленина. Это совершенно ясно. Ветер дует со стороны Кобы, этакий холодный, зловонный ветерок, пока слабенький, но крепчает.
Иван Анатольевич Зубов удивился и перепугался, не застав старика дома. Он долго трезвонил в дверь, потом открыл своим ключом, вошел в пустую тихую квартиру, обнаружил некоторый беспорядок. Кровать не застелена. Кухонный стол в крошках, стакан с недопитым чаем, грязная тарелка в раковине, собачья миска с остатками овсянки на полу. Чайник холодный, значит, позавтракал старик давно или вообще не завтракал.
Зубов первым делом позвонил Агапкину на мобильный и, набрав номер, тут же услышал мелодию «Турецкого марша». Телефон валялся на диване в кабинете. Иван Анатольевич позвонил Римме. Помощница по хозяйству напомнила, что сегодня у нее выходной, и заверила, что вчера вечером она оставила старика и щенка в добром здравии, в чистой квартире, с полным холодильником продуктов.
Еще немного побродив по квартире, Зубов обнаружил, что в прихожей нет куртки и зимних ботинок Федора Федоровича, а также поводка Мнемозины.
– Старик отправился погулять с собакой, – пробормотал Зубов и тяжело опустился в кресло в кабинете, – все нормально, нечего волноваться. Впрочем, может, выйти во двор, поискать их?
На столе стоял открытый ноутбук, экран был темный, но сбоку мигала лампочка. Иван Анатольевич не удержался, тронул кнопку, вывел компьютер из спящего режима.
«Федор, не морочь мне голову, я почти уверен, они ему помогли!»
Это было послание из Зюльт-Оста, начало утренней переписки с Даниловым. Несколько секунд Иван Анатольевич колебался, чувствовал, что поступает нехорошо, и если старик застанет его за чтением своей личной почты, разозлится страшно. Однако любопытство пересилило. Зубов стал читать.