Небо над бездной

– Мг-м, погибает, бедняжка. Нет, Дима, нет. Макс онколог, уж он бы знал и сказал бы мне. Хот здоров. Вероятно, какая-то мутация, врожденный дефект генного кода. Незрелые эритроциты живут значительно дольше зрелых. В принципе это может стать одной из разгадок аномально долгой жизни всего организма. Дима, давай мы с тобой покурим, и все.

– Что – все?

– Я буду дальше работать, а ты меня не отвлекай.

– Я тебя отвлекаю? Я сижу тихо, как мышь, ни слова не сказал.

– Ну, прости, не сердись, – она стянула маску, перчатки, встала, – я завелась очень сильно от этого. Я буду сейчас делать генетический анализ. Тут все есть, но это займет много времени. Ты погуляй, можешь поиграть в пинг-понг с Фазилем. Или навести Елену Алексеевну.

Он тоже снял маску и перчатки, приоткрыл окно.

– Я, с твоего позволения, останусь, почитаю.

– Ладно. Если ты обещаешь ни о чем не спрашивать, пока я сама не расскажу, оставайся. И тогда уж сделай доброе дело. Перегони из старого ноутбука в новый записки Михаила Владимировича.

Они стояли у окна, курили. Было все так же пасмурно и тихо. Диме захотелось, чтобы на пустой белой дороге появилась маленькая фигурка дворника Дассама. Но никто не появлялся, и лопата не торчала из сугроба. Со вчерашнего дня снег не шел, дворник отлично расчистил дорожку, мог отдыхать.

– Спасибо, что разрешаешь остаться. Ну, а сейчас, пока мы курим, позволишь мне задать вопрос?

– Прости, я, конечно, монстр, совсем тебя затюкала.

– Ничего, пока терпимо. Скажи, эти анализы нужны Хоту, чтобы ты определила, приживется ли паразит в его организме?

– Разумеется, нет. Никакие анализы ничего не определят, и Хоту отлично это известно. Пробирки что-то вроде визитной карточки. Он пожелал, чтобы я узнала, как он интересен, оригинален, совершенен, чем отличается от простых смертных. Ему нужно доказать свое превосходство. Доктор Макс предупреждал. Ладно, потом. Все потом.

Соня вернулась к приборам, Дима включил ее старый ноутбук. Прошло около часа, каждый занимался своим делом. Соня уже не бормотала, не пела, тишину иногда нарушали мелодичные сигналы приборов.

И вдруг из коридора послышались шаги, голоса, дверь распахнулась. Вошла Орлик, с ней девушка-шамбалка в комбинезоне, заляпанном краской. У девушки было мокрое, страшно бледное лицо, она тихо, жалобно стонала.

– Больно, не могу терпеть, не могу-у.

– Держите ее, она сейчас потеряет сознание от боли, – сказала Орлик, – осколок плитки попал под ноготь большого пальца.

Девушку усадили, она закрыла глаза и стала заваливаться на бок. Соня нашла нашатырь. Дима попытался осмотреть раненый палец, но девушка оттолкнула его, схватила за руку Соню и быстро, с сильным шамбальским акцентом, забормотала:

– Ты, ты мне поможешь, Дассам сказал, ты вытащишь!

– Дворник привел ее, – объяснила Елена Алексеевна, – она работает в жилом корпусе. Тут никакого медпункта пока нет. Я уговаривала ее ехать в город, в больницу, не хочет. Вот все, что у меня нашлось. Йод, бинт и пенталгин.

– Больно, больно, не могу терпеть, Дассам сказал, ты вытащишь! Вытаскивай, пожалуйста!

– Как? – растерянно прошептала Соня.

– Пинцетом, – сказал Дима, – я помогу.

Палец облили спиртом, девушке дали две таблетки пенталгина. Осколок сидел глубоко, был скользким, к тому же рана сильно кровоточила.

– Я биолог, не врач, почему я? – прошептала Соня.

Девушка плакала, стонала, кричала от боли, Орлик вытирала ей слезы, Дима крепко держал руку и раненый палец. Дважды Соне удалось подцепить осколок, но, чтобы вытащить, следовало глубже ввести острые лапки пинцета. Соня чувствовала, как это больно, у нее все сжималось внутри, и ком стоял в горле.

– Нужно в больницу. Фазиль довезет за полтора часа, я не могу.

– Можешь, можешь, дедушка Дассам сказал, ты вытащишь! Не хочу в больницу! Не отдавайте меня в больницу!

– Чем дольше ты ковыряешься, тем ей больней, – прошептал Дима, – глубже войди, иначе не получится. Давай, очень быстро, спокойно. Я держу ее, отвлекаю. Как тебя зовут? – громко обратился он к девушке.

– Хасанова Лейла.

– Сколько тебе лет?

– Семнадцать.

– Ты маляром работаешь?

– Плиточница, третьего разряда.

– Где ты живешь?

– В Шамбальске в общежитии. Сейчас в корпусе живу, где работаю… А-а!

Соне удалось подцепить и вытащить осколок. Палец залили йодом, забинтовали.

– Все равно надо в больницу, – сказала Соня, – ранка глубокая, вдруг инфекция?

– Не хочу, не хочу в больницу, ты вытащила, инфекции не будет никакой, – Лейла всхлипнула, шмыгнула носом и заговорила по-шамбальски, поглядывая на Соню узкими, красными от слез глазами.

– Сонечка, она благодарит вас, я уже немного понимаю этот язык, – Орлик улыбнулась. – Она говорит, вы очень добрая и красивая. Лейла, ты могла бы и по-русски это сказать. Нет, по-русски стесняется. Ладно, пойдем, я провожу тебя, тебе надо лечь. Вернусь, сварю кофейку.

Когда они вышли, Соня выпила залпом стакан воды, закурила.