Небо над бездной

Магнат был пузатый, узкоплечий, с длинными, крашенными в каштановый цвет волосами и совершенно свиными пропорциями лица. Толстый вздернутый нос напоминал пятачок. Казалось, магнат смотрит на мир не глазами, слишком маленькими, слепо белесыми, а крупными подвижными ноздрями.

С ним рядом возвышалась тончайшая, гибкая брюнетка в узком коротком платье из разноцветной металлической чешуи.

— А вон того тоже не знаешь? — Дима незаметно кивнул на хлипкого пожилого мужчину в бирюзовом фраке, зеленых с лампасами штанах и лаковых ботинках на высоченных каблуках. Он держал под руку девочку лет пятнадцати, крупную, высокую, русоволосую, с милым детским лицом. Кудрявая, с плешью, голова мужчины едва доставала до плеча девочки.

— Знаю! — победно улыбнулась Соня. — Певец, еще в восьмидесятые пел песенку про светофор. У него, кажется, пластика не совсем удачная. Подтяжка, и губы надуты. В лице есть что-то бабье. Водочный похож на борова, а этот, бирюзовый, на бабу ягу. Но наверное, он вполне приличный человек, взял с собой внучку.

— Ничего ты не знаешь. Он не певец, а телеведущий, и это его жена, он меняет жен аккуратно раз в три года, каждая следующая на три года моложе предыдущей. Верит в магию чисел, тройку считает самым счастливым числом. Ни детей, ни внуков у него нет. А певец, который в восьмидесятые пел про светофор, он вон там, у колонны, в красном блейзере. И сразу скажу тебе, что красивый юноша рядом с ним вовсе не сын и не внук.

— А кто же?

Дима не успел ответить. Оркестр взорвался оглушительным бравурным маршем. Балкон ярко осветился, и рядом с дирижером возникла невысокая ладная фигура в белом полувоенном френче. Черные, с проседью волосы, зачесанные назад, к затылку, красиво блестели.

Раскосые глаза смотрели на толпу сверху вниз. Толпа, задрав головы, смотрела на него снизу вверх.

Проведя даже несколько часов в этом степном краю, нельзя было не узнать невысокого скуластого человека. На площадях стояли его скульптурные портреты. Вдоль улиц то и дело попадались плакаты, рекламные щиты, с который он, белозубо улыбаясь, призывал всех жителей края быть добрыми, вежливыми, не сорить, в общественном транспорте уступать места старикам и инвалидам, любить свой край, почитать память предков, внушать детям уважение к старшим.

Марш сменился тушем. По знаку дирижера оркестранты поднялись и продолжили играть стоя. Йоруба вскинул руки в белых перчатках, потряс ими над головой и пропел, перекрывая грохот оркестра, несколько тактов туша.

— Трам-пам-парам-парам-парам!

Толпа внизу зааплодировала. Оркестр смолк, но музыканты продолжали стоять.

— Привет всем, кто пришел сегодня на мой скромный ужин! — произнес Йоруба. — Я здорово поохотился, привез для вас двух антилоп, шесть молоденьких страусят и жирафиху с сыном. — Йоруба хлопнул в ладоши, кивнул застывшему дирижеру.

Под звон тарелок и барабанную дробь из боковой двери появился повар в белом крахмальном колпаке, следом за ним костюмированные охранники пронесли на поднятых руках подносы, на которых лежали отрезанные головы антилоп и жирафов. Шествие освещалось ярчайшими прожекторами.

— Сегодня каждому достанется по кусочку, — ласково сообщил Йоруба, — мясо антилопы и страуса тут, наверное, каждый пробовал. Ну, а кто из вас знает вкус жаренного на углях жирафа?

В толпе послышались льстивые смешки и аплодисменты. Процессия скрылась за противоположной дверью. Йоруба знаком призвал к тишине и сказал:

— Когда в первый раз кушаешь что-то, нужно загадать желание. Но сначала будет небольшой концерт, чтобы вы, мои родные, хорошенько проголодались, кушали с аппетитом, а главное, тщательно продумали свои желания, самые заветные, сокровенные, ибо они обязательно сбудутся.

Опять раздались аплодисменты. Балкон исчез, утонул в темноте, вместе с музыкантами и Йорубой. Толпа стала медленно переползать в соседний зал, где стояли рядами стулья, была сцена, скрытая занавесом, и оркестровая яма.

Соне совсем не хотелось идти в зал. Ей было нехорошо в толпе, особенно в этой, разряженной, надменной. Они с Димой отступили к анфиладе за колоннами. Дима достал сигареты. Соня увидела, как наперерез толпе к ним быстро идет Елена Алексеевна Орлик. В сером узком платье без рукавов, с распущенными волосами до плеч, она выглядела очень элегантно.

— Слава богу, я вас нашла, чувствую себя тут ужасно. Никого не знаю. Вам позвонить не могу, номеров у меня нет. Петр Борисович водил меня по залу полчаса, знакомил с какими-то людьми, а потом появилась Светлана и увела его за кулисы. Когда вынесли головы антилоп и жирафов, мне захотелось тихо смыться. Но меня привез Петр Борисович, и без него я не могу уехать.

— Елена Алексеевна, я все забываю спросить вас, вы где живете? — Дима взял у нее из рук мобильный, чтобы записать туда Сонин и свой номера.

— В зоне у развалин.

— Там разве можно жить?

— Я привыкла к походным условиям. Сейчас там работает отопление, есть электричество, горячая вода. Конечно, ремонт еще не закончен, но лучше ночевать в степи, чем в «Вудут Паласе».

— Почему?