Небо Одессы, 1941-й

Фашисты окопались здесь основательно. Мы обстреливаем скопления техники, сбрасываем реактивные снаряды. Горит под крылом земля. Вражеские зенитки ведут непрерывный огонь, но, несмотря на это, мы возвращаемся целые и невредимые и тут же начинаем подготовку к очередному полету. Филиппов, который возится с моим парашютом, вдруг сообщает:

- Между прочим, полк перелетает на другую базу...

- Это что же - на Дерибасовскую? - недоумеваю я.

- Хотите верьте, хотите нет, - обижается Филиппов, - но только это так, Приказ есть.

- Не говори вздор! - грубость моя объяснима: в голове моей начинается сумятица. Как же так? Снова отступление? Ничего не понимаю... Да ведь комбриг Катров и комиссар Мельшанов утверждали, что Одессу будем защищать до последнего, что Одесса была, есть и будет советской! Тут что-то не так, видно, Филиппов напутал...

С трудом сдерживая волнение, пошел выяснять. И тут у меня вроде как глаза открылись. Как же это я не обратил сразу внимания! Аэродром - как разворошенный муравейник, все пришло в движение, заплясало, судорожно задергалось. Механики в спешке словно забыли о мерах предосторожности: на открытых площадках снимают моторы с поврежденных самолетов. Подкатили на легковой машине комбат Погодин и комиссар Клейнерман. Торопит группу солдат начальник связи капитан Носычев. Ну, если связисты сматывают кабель... Я подошел к Носычеву:

- Товарищ капитан, внесите ясность: что случилось?

- Да вот, - дрожащим голосом отвечает он. - Получен приказ сниматься! Сматываем, значит, удочки...

Горькая шутка.

- Куда?

Капитан махнул в сторону моря. Понимай, как знаешь. И вот наступила та страшная тишина, которой больше всего боится солдат. Шестаков отменяет полеты.

- Задача такова, - говорит он, стараясь не смотреть в глаза стоящих перед ним летчиков, - как можно скорее собраться в дорогу. План эвакуации полка утвержден. Часть самолетов отправляется в Крым своим ходом, старые машины будут погружены на баржи и суда. Вопросы будут?

Я стоял ошеломленный. Да, видимо, и для многих из нас такой поворот событий оказался неожиданностью.

- Череватенко! - услышал я голос командира. - Назначаешься старшим группы. Вылетаете первыми. Через два часа доложить о готовности. - Шестаков прошел перед строем. - Завтра на рассвете вылетает вторая группа - капитана Демченко. Летчики, не имеющие машин, добираются пароходом.

Все стали расходиться по своим делам.

- Товарищ командир, личная просьба... - догнал я Шестакова.

- Давай, давай! - машинально проговорил майор, думая о чем-то своем.

- Разрешите забрать тестя, он не выехал со своими мастерскими, болел... - я еще и сам толком не представлял, как это будет выглядеть. Может, на пароходе...

- Чего ж ты тянул! - возмутился Шестаков. - Торопись!

И я помчался. Мое появление удивило и обрадовало старика. Он все еще лежал в постели - может быть, больной, а скорее всего потому, что показался сам себе одиноким, заброшенным и никому не нужным. Рядом на табуретке стояли какие-то пузырьки с лекарствами.

- Собирайся, отец, - сказал я. - Времени мало...

- Значит, оставляете Одессу? - горестно спросил он.

- Временно, отец, скоро вернемся, - поспешил успокоить его. Но старик недоверчиво покачал головой.

- Раз уж ненадолго, говоришь, то я тут подожду... Куда мне, больному. Только обузой буду. А тебе надо воевать! И крепко бить проклятого захватчика. Спеши, сынок. Благослови тебя бог! Ну, это я так, к слову, по-стариковски... - пробормотал он.

Я крепко прижал его к себе и выбежал за дверь.

Когда четверть часа спустя приехал в полк, группа была полностью подготовлена к дальнему перелету: залито горючее, опробованы моторы. Оставалось сказать Одессе последнее "прощай".

В ожидании сигнала мы напряженно смотрели в небо. Натужно гудели перегруженные машины. Транспортный "вальти", когда-то отремонтированный инженером Юдиным и техником Моисеевым, первым выкатил на старт, в него по лесенке начали входить люди. Комэск Елохин в сторонке прощался с фельдшером Леной Семеновой, она с группой ехала пароходом. Некоторые летчики, не считаясь с перегрузкой, взяли к себе в машины своих техников...

В четырнадцать ноль-ноль в небо взметнулась ракета. Пошел! Мой "ястребок" легко тронулся с места, и вот уже под крыльями поплыли желто-зеленые сады Большого Фонтана, окутанные голубоватой дымкой. Над морем развернулись и стали набирать высоту. Я заметил, как слева и выше стрелой мелькнул "Мессершмитт", за ним другой, третий... Облака скрыли их на секунду, но вот они снова вынырнули, блеснув на солнце крыльями.

Ах, черт побери! Еще вчера я немедленно скомандовал бы: атаковать противника! Но сейчас обстоятельства заставляют меня отступить, проскользнуть незаметно.

"Мессеры" не заметили нас, и мы стали набирать высоту, брать курс на Крым. Нам предстояло преодолеть триста километров над морем. Хватило бы горючего. Встречный ветер уменьшает скорость, двигатель работает с перебоями.

Медленно уплывал под нами город, и я мысленно повторял: "До скорой встречи, Одесса! Мы обязательно вернемся!"