Небо остается синим

«Не может! Ишь какой барин…» — мысленно ругала Илонка брата. Но кто-то должен ухаживать за больным? Ей не разорваться, у нее своя семья, дом. Не приглядишь, все вверх дном пойдет. Позавчера Пишти прогулял школу. Приехала, видите ли, киносъемка, так он с ними увязался, бездельник. Еще хвастался, что заработал два рубля. Да и за мужем нужен глаз.

Илонка ловко собрала со стола посуду, поставила перед отцом лекарство.

— Мне пора. Не забудь, лапша в духовке. Вчерашний ужин так и остался нетронутым, — укоризненно добавила она. — Завтра, как всегда, приеду с двенадцатичасовым.

Ей хотелось сказать отцу ласковые, успокаивающие слова, но надо спешить, поезд должен подойти с минуты на минуту. Вечно она опаздывает! Недавно даже билет купить не успела, впрыгнула на ходу, и эта ворчунья Кубичне хотела ее ссадить. «Только ради отца прощаю», — буркнула она и ушла. Да, отца все уважают.

Берти Галас остался один. Он не заметил, как ушла дочь, не слышал, как захлопнулась дверь. Только в окно увидел: бежит Илонка к станции. Ох, эти дети! Осень на дворе, а она в легких туфельках. Ничего не поделаешь, в городе живет, там свои порядки. Он прислушался и по отдаленному грохоту определил: поезд карабкался на Чертов уклон. Илонка успеет.

Тишина словно мягкой ватой закутала комнату. Где-то скреблась собака Сильва. Хорошая собака, только любит гоняться за курами и голубями. Берти держит кур для того, чтобы двор не казался таким заброшенным и сиротливым. А голубей любит внук Пишти…

На станции вспыхнули огни. Прибыл пассажирский поезд. Уехала Илонка. Берти ждет: машинист передаст жезл. Господи, опять он забыл, — все давно механизировано.

Берти сидит неподвижно, не сводя глаз с ярко освещенной платформы. Крикнул поезд, сейчас он наберет силы, и замелькают за окнами леса, поля, деревни, города. А он, Берти, жизнь доживает, а так ни разу и не побывал в большом городе.

Вот уже две недели, как Берти выписался из больницы. Говорят, операция прошла удачно. Врач даже показал ему какую-то пакость, которую вынул у него из живота. И чего только не заводится в человеческой утробе! Да, наверное, операция удалась: раньше казалось, в животе поворачивают кривой острый нож, а теперь только давит что-то. Он как гнилая груша — сверху ничего, а внутри… Сил мало. Раз в день добредет до станции и обратно. По-стариковски. А ведь не будь его там позавчера, обязательно перепутали бы вагоны. Нынче молодежь невнимательна, ей машины подавай. Как хочется поскорее на работу, а врачи даже слушать его не хотят.

Кто это проковылял к сигнализационной будке? Горват? Ну конечно! Только он так держит фонарь, да и по походке его признать нетрудно. Недавно они встретились у дверей дежурки, Берти так хлопнул Горвата по плечу, что тот присел от боли.

«И не совестно тебе с такой силищей дома сидеть?» — возмущенно спросил он.

«Или ты не знаешь врачей?» — пожал плечами Берти.

Все к нему внимательны, предупредительны. А Берти это неприятно. Даже пьяница Сигети, которого он когда-то изругал за прогул, тает перед ним, как масло на солнце.

Вспомнив про Сигети, Берти от неудовольствия поморщился и заворочался в кресле.

Что там Горват копается? Вот стервец, надо было сначала второй вагон прицепить. Десять минут потерял понапрасну! Где его голова?

Товарный поезд подошел к станции. Дрожит земля под колесами мощного тепловоза. Теперь тепловоз на транспорте всемогущий бог, ну и электровоз, конечно, тоже. А для Берти паровоз без дыма, что пастух без кнута.

Надо бы по двору пройти, посмотреть, что там делается. Берти медленно поднимается, но голова кружится, ноги дрожат, и он снова опускается в кресло. Ничего, это от долгого сидения. Вагоны плывут, плывут, вот-вот сойдут с рельсов. Нет, встали на место. Только тошнит немного.

Поезд тронулся. Бедняга паровоз, отдышаться не успел. Какие странные машины везут на платформах. Резеш говорит, что это химическое оборудование. Интересная наука химия, загадочная. Колдуют, колдуют и вдруг получают новый материал, крепче природного и легче…

Берти снова попробовал подняться. Главное — не падать духом. Снова в комнате все закружилось, и вагоны повалились в разные стороны, совсем как буквы в тетради у Пишти, когда он наспех готовит уроки. Ничего, сейчас все встанет на место. Поменьше думать о собственной персоне.