Читаем Небо памяти. Творческая биография поэта полностью

За окном вечерний говор человечий,Золотыми звездами небосвод залит,За окном огнями вспыхивает вечер,Да звонки трамваев слышатся вдали.Выхожу из дома. Нараспашку ворот,Ветер обдувает с четырех сторон,И меня встречает мой веселый город,Улицами зданий становясь во фронт.Я иду. А город, освещенный ярко,Толпами прохожих весело шумит.Я иду все дальше, я шагаю к парку,Он блестит, росой вечернею умыт.И не в силах буйной радости сдержать я,Вперегонку с ветром мчуся по росе,Чтобы встретить в парке смех, рукопожатьяДорогих товарищей, девушек, друзей.Перед нами парк раскинулся огромен,А за парком город тянется горист.Золотые звезды падают, растаяв,Но огни, как звезды, окружают нас,Песня комсомольская, песня молодаяС ветром облетает молодой Донбасс.

(Вечер. Комсомолец Донбасса, 18 октября 1937)


Левитанский учился в средней школе № 3. В одном классе с ним – его друг Леня Лидес, впоследствии известный писатель, «король фельетона», прозаик и поэт Леонид Израилевич Лиходеев. В отличие от Левитанского он родился в Юзовке (так Сталино назывался в 1921 году), по-своему любил этот город. Через много лет он напишет повесть «Жили-были дед да баба», где расскажет о столице шахтерского края конца XIX – начала XX века со многими подробностями и, как говорится, со знанием дела:

«Улицы в нашем городке назывались линии. Они были немощеные. Домишки на них поставлены по линеечке, наспех, поскольку городок рос при огромном заводе, и завод подминал под свои интересы окружающее пространство.

Первые мои впечатления о природе были связаны с серым золотистым песчаником, который заваливал все вокруг, но сквозь который упрямо пробивалась мелкая травка. Деревья на линиях попадались редко: здесь всегда была степь»[11].

Жил Леонид на 9-й линии, ныне улице Челюскинцев.

После окончания школы пути Лиходеева и Левитанского разошлись. Леонид поступил в Одесский университет, а Юрий – в московский ИФЛИ – Институт философии, литературы, истории. Однако летом 1941 года оба уйдут добровольцами на фронт, оба станут военными корреспондентами. После демобилизации Лиходеев работал в Краснодарском крае, потом переехал в Москву и поступил в Литературный институт. В Москве они встречались нечасто, но кажется, надолго не отпускали друг друга из виду.

Поэт Михаил Поздняев вспоминал: «Мы с ним (Ю. Левитанским – Л.Г.) довольно много обсуждали публикации в литературных журналах в златые дни перестройки; он не поддался общей эйфории и проявлял чрезвычайную сдержанность в оценках. По гамбургскому счету из всего массива напечатанного тогда он выделял только “Доктора Живаго”. И еще была одна книга, прочитанная им в рукописи, о которой он говорил как о лучшем, быть может, русском романе XX века – после Толстого. Я долго выпытывал у него – кто автор, но он стойко хранил тайну. Этот сюжет развивался чуть ли не год; Левитанский меня прямо заинтриговал, при каждой встрече то пересказывая какой-то эпизод, то цитируя восхитившее его авторское умозаключение. Однажды в ЦДЛ (у нас был повод вместе поужинать, компанию нам составил Юрий Владимирович Давыдов) за наш столик присел ненадолго пожилой господин, вовсе незнакомый мне, а с двумя старшими сотрапезниками моими общавшийся на “ты”. Разговор начался как будто с того слова, на котором прервался в прошлый раз. Говорилось о книге, написанной – вернее, все дописываемой и дописываемой – незнакомцем. Левитанский в какую-то минуту взглянул на меня: вы, мол, понимаете, что сидите рядом с тем самым автором? – и представил нас друг другу. Автора звали Леонид Лиходеев. Имя я встречал на 16-й странице “Литгазеты”: фельетонист, сатира и юмор… и надо же – роман века!»[12]

Какой же роман Л. Лиходеева имел в виду Левитанский? Скорее всего, «Семейный календарь, или Жизнь от конца до начала», трехтомную эпопею, над которой писатель работал долгие годы. Отсюда, возможно, и сравнение с Толстым. Впрочем, это лишь наше предположение: в годы перестройки и в начале 90-х Лиходеев написал несколько заметных произведений.

Забавная мелочь: однажды, посреди времен, Леонид Израилевич нарисовал дружеский шарж на Левитанского. Его можно увидеть на сайте поэта и сегодня.

Перейти на страницу:

Все книги серии Биография эпохи

«Всему на этом свете бывает конец…»
«Всему на этом свете бывает конец…»

Новая книга Аллы Демидовой – особенная. Это приглашение в театр, на легендарный спектакль «Вишневый сад», поставленный А.В. Эфросом на Таганке в 1975 году. Об этой постановке говорила вся Москва, билеты на нее раскупались мгновенно. Режиссер ломал стереотипы прежних постановок, воплощал на сцене то, что до него не делал никто. Раневская (Демидова) представала перед зрителем дамой эпохи Серебряного века и тем самым давала возможность увидеть этот классический образ иначе. Она являлась центром спектакля, а ее партнерами были В. Высоцкий и В. Золотухин.То, что показал Эфрос, заставляло людей по-новому взглянуть на Россию, на современное общество, на себя самого. Теперь этот спектакль во всех репетиционных подробностях и своем сценическом завершении можно увидеть и почувствовать со страниц книги. А вот как этого добился автор – тайна большого артиста.

Алла Сергеевна Демидова

Биографии и Мемуары / Театр / Документальное
Последние дни Венедикта Ерофеева
Последние дни Венедикта Ерофеева

Венедикт Ерофеев (1938–1990), автор всем известных произведений «Москва – Петушки», «Записки психопата», «Вальпургиева ночь, или Шаги Командора» и других, сам становится главным действующим лицом повествования. В последние годы жизни судьба подарила ему, тогда уже неизлечимо больному, встречу с филологом и художником Натальей Шмельковой. Находясь постоянно рядом, она записывала все, что видела и слышала. В итоге получилась уникальная хроника событий, разговоров и самой ауры, которая окружала писателя. Со страниц дневника постоянно слышится афористичная, приправленная добрым юмором речь Венички и звучат голоса его друзей и родных. Перед читателем предстает человек необыкновенной духовной силы, стойкости, жизненной мудрости и в то же время внутренне одинокий и ранимый.

Наталья Александровна Шмелькова

Биографии и Мемуары

Похожие книги

40 градусов в тени
40 градусов в тени

«40 градусов в тени» – автобиографический роман Юрия Гинзбурга.На пике своей карьеры герой, 50-летний доктор технических наук, профессор, специалист в области автомобилей и других самоходных машин, в начале 90-х переезжает из Челябинска в Израиль – своим ходом, на старенькой «Ауди-80», в сопровождении 16-летнего сына и чистопородного добермана. После многочисленных приключений в дороге он добирается до земли обетованной, где и испытывает на себе все «прелести» эмиграции высококвалифицированного интеллигентного человека с неподходящей для страны ассимиляции специальностью. Не желая, подобно многим своим собратьям, смириться с тотальной пролетаризацией советских эмигрантов, он открывает в Израиле ряд проектов, встречается со множеством людей, работает во многих странах Америки, Европы, Азии и Африки, и об этом ему тоже есть что рассказать!Обо всём этом – о жизни и карьере в СССР, о процессе эмиграции, об истинном лице Израиля, отлакированном в книгах отказников, о трансформации идеалов в реальность, о синдроме эмигранта, об особенностях работы в разных странах, о нестандартном и спорном выходе, который в конце концов находит герой романа, – и рассказывает автор своей книге.

Юрий Владимирович Гинзбург , Юрий Гинзбург

Биографии и Мемуары / Документальное
5 любимых женщин Высоцкого. Иза Жукова, Людмила Абрамова, Марина Влади, Татьяна Иваненко, Оксана Афанасьева
5 любимых женщин Высоцкого. Иза Жукова, Людмила Абрамова, Марина Влади, Татьяна Иваненко, Оксана Афанасьева

«Идеал женщины?» – «Секрет…» Так ответил Владимир Высоцкий на один из вопросов знаменитой анкеты, распространенной среди актеров Театра на Таганке в июне 1970 года. Болгарский журналист Любен Георгиев однажды попытался спровоцировать Высоцкого: «Вы ненавидите женщин, да?..» На что получил ответ: «Ну что вы, Бог с вами! Я очень люблю женщин… Я люблю целую половину человечества». Не тая обиды на бывшего мужа, его первая жена Иза признавала: «Я… убеждена, что Володя не может некрасиво ухаживать. Мне кажется, он любил всех женщин». Юрий Петрович Любимов отмечал, что Высоцкий «рано стал мужчиной, который все понимает…»Предлагаемая книга не претендует на повторение легендарного «донжуанского списка» Пушкина. Скорее, это попытка хроники и анализа взаимоотношений Владимира Семеновича с той самой «целой половиной человечества», попытка крайне осторожно и деликатно подобраться к разгадке того самого таинственного «секрета» Высоцкого, на который он намекнул в анкете.

Юрий Михайлович Сушко

Биографии и Мемуары / Документальное