Небо принадлежит нам

Я знал, за что Анна так полюбила наш домишко, у дверей которого отец к празднику ставил светящихся оленей из проволоки и ужасающих размеров надувного Санту.

Я очень нервничал, когда впервые вез Анну в Ромфорд. С тех пор как умерла мама, отец не хотел отмечать Рождество. Помню, однажды мы просто заказали китайской еды на дом; в другой раз пообедали в пабе.

Но, узнав о приезде Анны, отец пообещал подготовиться как следует и сделать все то, что когда-то делала мама. Он попросил жену Малыша Стива научить его запекать индейку с картошкой, притащил с чердака искусственную елку, купил крекеров «Теско» и, впервые в жизни, ржаной хлеб вместо своего любимого белого.

Едва они познакомились, как отец сказал, что Анна – член семьи. Я сначала подумал, что он шутит («отхватил себе аристократку, да, сынок?»), но ошибался. Почти все Рождество они проболтали, сидя в гостиной. Он с удовольствием слушал ее рассказы об Африке и учебе в школе, а она – его таксистские байки и новости «Вест-Хэма».

После обеда, когда все изрядно выпили, отец достал альбом, и мы, втроем угнездившись на нашем стареньком продавленном диване, принялись рассматривать фотографии.

– Это твоя мама, Роб? – спросила Анна, показывая на снимок, запечатлевший мать на Брайтон-Бич в широкополой шляпе от солнца.

– Точно. Это какой год, пап?

– Даже не знаю, сынок. Сдается мне, тебе тогда лет семь-восемь было, – ответил отец слегка дрогнувшим голосом.

– Какая красивая, – сказала вдруг Анна, и мы снова уставились на фото.

– Красивая, да… – согласился отец. Он никогда не говорил о матери в прошедшем времени – не желал признавать, что она умерла. – Глядите-ка, – сказал он, перевернув страницу, – вот хорошая фотография. Сделали в Рождество. Это мама только что вернулась из парикмахерской.

– Она восхитительна, – произнесла Анна. – Боже, а это ты? – Она ткнула пальцем в неуклюжую подростковую фигурку. – Какой тощий!

– А он всегда был тощим. И в кого только пошел? Уж точно не в меня, – хохотнул отец.

До этого я никогда не видел Анну такой: она сидела на диване с банкой «Карлсберга» в руках, положив ноги на кофейный столик, умиротворенная и безмятежная, словно наконец оказалась дома. Отныне каждое Рождество мы проводили в Ромфорде в полном соответствии со старыми семейными традициями, которые благодаря Анне снова соблюдались: шампанское на завтрак; торжественное открытие громадной жестяной коробки с шоколадными конфетами; пинта пива в местном пабе, пока индейка сидит в духовке; партия в бинго; невообразимые шляпы, которые отец заставлял нас носить с утра до ночи не снимая. Анна все это обожала, ведь в ее семье такого никогда не было.

После обеда и игристого вина отец говорил, как он нас любит и как Анна стала ему родной дочерью. Потом мы пели караоке «Хей, Джуд», и он тут же засыпал на диване, причем из года в год это случалось практически в одно и то же время.

– Мы могли бы праздновать Рождество и с моим отцом, и с твоими родителями. – Я прикоснулся к ее руке. – Правда, я с трудом представляю твою мать, поющую караоке.

– Ха.

Внезапно она наклонилась и поцеловала меня прямо в губы. Желание, которое все это время мне приходилось сдерживать, тут же захлестнуло меня волной.

– Вот это да. Осторожнее с проявлением чувств на публике, Анна.

Она откинулась на спинку стула:

– Это, наверное, джин виноват. Но это правда, Роб: я больше не хочу отмечать с ними Рождество. Да, это мои родители, но не хочу – и все. – Анна опустила голову. Казалось, она стыдится собственных слов. – Мне тебя вчера не хватало, – призналась она.

– Тебя поселили в твою старую комнату?

– Да. И, честно говоря, это очень возбуждает.

– Серьезно? Ну так давай я к тебе приду?

– Не надо, – выпалила Анна и бросила быстрый взгляд в зал – не подслушивает ли нас кто. – Я сама к тебе приду.

Я засмеялся:

– Ты что – уже пьяна?

– Немножко, – хихикнула она. – Это все дух Рождества. Но я не шучу, Роб: я запрещаю тебе выходить из своей комнаты. Лучше я к тебе приду: я знаю, когда они засыпают, знаю все скрипучие половицы и умею закрывать дверь так, чтобы не было слышно, как щелкает замок.

– Ничего себе, я впечатлен.

– Не такая уж я и простушка, как ты думаешь, милый.

– А что, если мы будем шуметь? – с усмешкой предположил я. Пиво уже начало действовать и настраивало на игривый лад.

– Не будем. Я, по крайней мере, – точно не буду.

Ухмылку на моем лице сменил недоуменный взгляд.

– Я ведь училась в закрытой школе для девочек, Роб. Поверь, я умею быть бесшумной. – Она озорно улыбнулась и снова махнула рукой бармену, который на этот раз подошел по первому зову.

– Еще джина, пожалуйста.

Тот кивнул.

– И двойной, будьте добры.

Домой мы возвращались слегка захмелевшие. Анна настояла, чтобы мы шли друг за другом навстречу движению – так безопаснее, – и, когда впереди появлялась машина, тянула меня на обочину.

На последнем участке пути был тротуар, и мы шли, взявшись за руки.

– Ты еще не передумала пробраться сегодня в мою комнату? – спросил я.

– Конечно нет. Мы ведь договорились, – произнесла она почти торжественно.