Небо принадлежит нам

– Мы будем бороться – и победим, ты слышишь? Пока Джек будет играть, мы наведем справки про всех этих нейрохирургов из списка.

Анна прикусила нижнюю губу и покачала головой:

– Я не хочу вести его сегодня на площадку.

– Почему?

Анна взглянула на меня, прищурившись:

– Нельзя… не хочу рисковать.

– Анна, ты ведь его сейчас видела. Он носился по гостиной – и ничего. Мы должны жить так же, как раньше.

Снизу до нас доносился детский голосок: Джек все-таки смотрел эти идиотские видео, где пятилетний мальчишка играет со своими игрушками на камеру.

– Я предупредила Эмму, что он сегодня не придет.

– Ты с ней говорила?

– Написала сообщение.

– Она ведь ничего не знает?

– Конечно нет.

– Анна, мы должны жить обычной жизнью, словно ничего не произошло. Ради Джека. Ему не нужно знать о том, что он болен.

– Я тоже так думаю, но ведь он уже не маленький, – возразила она. – Нам все равно придется ему рассказать, когда он начнет спрашивать, зачем его так часто водят к доктору и почему он плохо себя чувствует.

Я принес из ванной салфетку и протянул ее Анне:

– Сейчас он чувствует себя хорошо. – Я снова присел рядом с ней и положил ладонь ей на ногу. – И требует тост с сыром. С особенным сыром.

Анна грустно засмеялась, хлюпнула носом и вытерла глаза и щеки салфеткой.

– Просто я боюсь: а вдруг он ударится головой?

И слезы снова полились по ее лицу, но теперь остановить их не смогли бы ни ворох салфеток, ни объятия, ни слова. Я молча обнял ее, чувствуя, как она сотрясается от рыданий, хватает ртом воздух.

– Почему мама плачет?

Мы резко повернулись: Джек стоял на пороге спальни.

Анна быстро вытерла глаза рукавом халата и судорожно вздохнула.

– Ну, ты ведь иногда расстраиваешься – вот и другие люди тоже иногда расстраиваются, – ответил я первое, что пришло мне в голову.

– Ты сделал маме что-то плохое? – спросил Джек, пододвигаясь к Анне.

– Ну что ты, вовсе нет.

– Папа, ты злишься, да?

– Конечно нет.

– А мама красная, потому что она злится, как пожарник в книжке?

Анна рассмеялась. Рыдания больше не душили ее, она почти успокоилась.

– Папа, пойдем со мной, я что-то тебе покажу.

– Пойдем. А мама присоединится к нам через пару минут.

Мы спустились в кухню. Там на столе лежали неровные, вырванные из буханки, куски хлеба, на каждом из которых громоздилось сооружение из сливочного масла и чеддера.

– Я сделал тост с особенным сыром.

– И правда. – Я потрепал его по макушке. – Ты молодчина, Джек.

– Папа, ты сейчас счастливый?

– Очень счастливый, Джек, – честно признался я.

Он принялся уплетать свое кулинарное творение, и в лучах утреннего солнца, пронизывающих кухню, казалось, будто его кудрявая головка сияет золотистым светом.

После обеда, когда Джек спал, а мы сидели в гостиной, раздался звонок в дверь. Я выглянул в окно и увидел миниатюрный «фиат» Лолы, припаркованный у дома.

– Ты ей рассказала? – спросил я у Анны.

– Нет.

– Тогда какого она…

Анна поднялась с дивана:

– Понятия не имею. Иногда она просто сваливается как снег на голову, ты же знаешь.

– А ты можешь ее спровадить?

Но Анна уже открывала дверь.

– Привет, крошка, – проворковала Лола.

Звонкие чмокающие звуки. Тишина.

– Что за поникший вид, дорогая?

Анна молчала. Я представил, как Лола сейчас вглядывается в ее лицо, пытаясь отгадать, что творится с подругой. Просто потому, что они вместе учились в школе, спали на соседних кроватях, а позже делили одну комнату в общежитии, Лола полагала, что прекрасно разбирается в хитросплетениях души Анны.

– Привет, Роб, – поздоровалась со мной Лола, войдя в гостиную. Она смотрела на меня, вопросительно вздернув брови, явно уверенная в том, что это я во всем виноват.

– А где Джек?

– Спит наверху, – ответил я.

Лола перевела взгляд на Анну, лицо которой напоминало застывшую маску.

– Анна, дорогая, в чем дело?

Она снова посмотрела на меня, и мне показалось, что я физически ощущаю ее раздражение: как же так, мы посмели что-то от нее утаить!

Я сглотнул и, сделав глубокий вдох, выложил ей все:

– Мы вчера узнали кое-что про Джека. – Мой голос задрожал. – В последнее время у него были проблемы с координацией, поэтому мы отвели его к врачу. Снимок МРТ показал, что у него в мозге… – Я просто не мог заставить себя произнести это слово. – У него в мозге какое-то нарушение.

В глазах Лолы мелькнуло непонимание.

– Нарушение? Какое? Что-то типа опухоли?

Ей это слово далось легко. Для нее оно было лишь набором гласных и согласных, а не ужасом, разрастающимся в мозге моего сына.

– Они считают, что да.

– О господи, бедняжка. Его будут лечить?

Лола придвинулась к Анне, сидевшей рядом с ней на диване, и обняла ее одной рукой за плечи.

– Да. – Я стиснул зубы. – Ему нужна операция, чтобы вырезать… чтобы это убрать. После будет видно, что делать дальше. Но врач говорит, что, кроме операции, больше ничего не потребуется.

– То есть он поправится? – спросила Лола, глядя то на Анну, то на меня.

– Надеемся.