На деньги церкви Джанет сняла жилье на Прейд-стрит – крохотную квартирку над парикмахерской, которую держала ливанская семья. Отсюда было рукой подать до благотворительного центра, где она кормила бездомных супом и несла им слово Господа. Джанет так и не оправилась от унижения, которое раньше времени заставило ее ссутулиться и постареть.
– Мы читали про Даниила, – похвастался Джек. – Как его бросили в яму ко львам, но львы не стали его есть, потому что если бы съели, то им бы попало.
Мне не нравилось, что Джанет учит Джека морали по библейским притчам, но время для претензий было неподходящее.
– Ого, про львов я знаю, – подхватил я. – Хорошая история.
Джанет наградила меня одобрительной улыбкой.
– А теперь, лапушка, – сказал я Джеку, – пойдем-ка спать.
В этот вечер мы укладывали Джека дольше обычного. Сначала на два голоса прочитали ему книжку про акулу в парке, потом тщательно заправили внутрь одеяло, чтобы у серенького волчка не было ни малейшего шанса укусить за заветный бочок. Наконец Джек затих. Он лежал, поджав колени к груди и крепко вцепившись в Маленького Мишутку и фонарик, а я смотрел на него и отказывался верить в то, что сказанное сегодня доктором – правда.
Анна и Джанет сидели на диване в гостиной – обе с одинаково непроницаемым выражением лица, с каким в их семье было принято встречать все удары судьбы.
– Какие печальные новости, я ужасно сожалею, – сказала Джанет, поднимая на меня глаза.
– Спасибо, Джанет.
Она покачала головой:
– Бедный малютка.
«Малютка». Словно беспомощный диккенсовский Крошка Тим.
– Я буду молиться. За всех вас, каждый божий день, – тихо сказала Джанет, опустив глаза.
Анна сидела не шевелясь. С момента, как я спустился к ним, на ее лице не дрогнул ни единый мускул.
– Не думаю, что Джеку сейчас нужны молитвы, – отрезал я. С какой стати она ведет себя так, будто ребенок при смерти? – Эта штука лечится. Нам врач сказал.
Мать Анны сочувственно кивнула. В ее поведении было что-то механическое: наверняка точно так же она кивала, выслушивая исповедь какого-нибудь забулдыги из центра и наставляя его на путь истинный.
– Да, да, конечно, и все же это ужасно. Он ведь так юн, совсем еще дитя.
Не в силах больше выносить ее причитаний, я поднялся на второй этаж и укрылся в своем кабинете. «А я знала, что этим все кончится» – вот что было написано у нее на лице. «Бедный малютка». Как будто судьба Джека уже решена. Как будто ему конец.
Когда Джанет ушла, мы еще немного посидели в гостиной перед телевизором – Анна, бледная и молчаливая, смотрела финансовые новости. Потом мельком просмотрели список детских нейрохирургов, который уже успел прислать нам доктор Кеннети. Анна пошла наверх, а я остался в гостиной и слышал, как она остановилась у спальни Джека и, помедлив пару секунд, все-таки проскользнула внутрь. Вскоре она вышла, и я различил в тишине глухие рыдания.
Я тоже захотел проверить, как там Джек. Через приоткрытую дверь его спальни на площадку падал свет от фонарика, который Джек всегда брал с собой в постель. «Ходить ночью в туалет с фонариком, – рассказывал мне Джек, – это самое настоящее приключение».
Сейчас Джек рассматривал свои коллекционные карточки с покемонами, лежащие перед ним ровными горизонтальными и вертикальными рядами. Со стороны казалось, будто он раскладывает пасьянс. Эта страсть к упорядочиванию передалась ему от Анны, у которой вся жизнь была разложена по полочкам, сведена в списки и электронные таблицы.
Он брал карточку, внимательно изучал ее в свете фонарика и клал на прежнее место. До меня доносился его шепот: «Ты – сюда… вот так… а ты сиди тут, с ним». Джеку нравилось распределять покемонов по командам, в зависимости от их цвета, типа, среды обитания.
– Привет, лапушка, – сказал я, входя в спальню.
– Привет, папа. – Он ткнул пальцем в одного из персонажей. – Я собираю их в команды.
– Как здорово.
Я присел на кровать.
– Это – злая команда, – объяснил Джек, указывая на одну группу карточек. – А это – добрая. А завтра утром у них будет большая битва.
– Ничего себе, – удивился я. – И кто победит?
Джек задумался.
– Злые! – вдруг выпалил он и громко рассмеялся.
– Ну все, пора спать.
– Ладно.
Он собрал все карточки и положил их на прикроватную тумбу.
Джек устроился поудобнее, и я снова подоткнул одеяло.
– Как ты себя чувствуешь, Джек? Голова не кружится?
Я смотрел на левую часть его головы. На височную долю.
– Нет, пап, – ответил он.
Его глаза уже начали слипаться, и не прошло и минуты, как он крепко заснул. Дыхание становилось все глубже и ровнее, а я стоял, склонившись над ним, не в силах оторвать глаз от крошечных завитушек вокруг его ушей, светлых родинок, усыпавших затылок. «Это маленький ты», – говорила мне Анна. Маленький я.